"Сильвестер Эрдег. Безымянная могила (Повесть)" - читать интересную книгу автора

что тоже его люблю... Но потом я вспоминала, как меня оклеветали и как он
поверил этой клевете, так что, думала я, наказан он поделом. Мне и в
голову не приходило, что ведь сама-то я изменила ему с Ахазом на третий
день, просто из чувства мести. Это я лишь позже сообразила, много позже,
когда сама себе была противна... Муж задаривал меня золотом, серебром, на
каждом празднике я блистала, на каждом празднике была царицей, и ни о чем
не жалела, и пела, и плясала. В друзьях у Ахаза было много известных людей:
влиятельные иудеи, высокопоставленные римляне, с каждым у него были
дела, из каждого он надеялся извлечь пользу, и ради этого мы развлекались
изо всех сил, и пот лил с нас градом. У римлян, к которым мы часто
хаживали на пиршества, в обычае было, где-нибудь к утру, смотреть, как
спариваются по приказу рабы. Сначала меня мутило от этого, а потом
привыкла. У Ахаза была поговорка: жизнь у нас одна, так пей бокал до дна.
Я ему верила, потому что на лице у него была радость, и с почтением
думала, какой он свободный, и отдавала ему все, что он просил, потому что
и он давал мне все, что я просила. Но бывали дни, когда я чувствовала себя
настоящей уличной девкой.
Муж иной раз по нескольку суток не приходил домой, и я тогда уже
понимала, что он проводит время со шлюхами, - после этого он всегда
возвращался домой с подарками. Сначала я ничего такого не думала, за
подарки благодарила от всей души и, хоть смутно и ощущала, что тут что-то
не так, клялась себе, что буду любить его сильнее, чем прежде, и говорила
себе: он таков, каков есть, он радуется работе, радуется жизни, он поет и
танцует, и я тоже полюбила песни и танцы. Но как-то так получалось, что я
все чаще оставалась одна и в своем одиночестве все меньше испытывала тягу
к безудержным развлечениям.
Что-то во мне сломалось, и подарки его уже вызывали во мне брезгливость
- наверное, потому, что, возвращаясь домой от девок и высыпая мне на
постель драгоценности, он, полупьяный, грубо подминал меня под себя. В те
времена меня уже почти открыто обхаживал один римский сотник; он приходил
чуть не каждый день, говорил о своей любви, мне это не было неприятно, но
я удержалась, не отдалась ему. Хотя знала, муж ни слова бы мне не сказал:
они были партнерами по коммерции, и Ахаз даже сам намекал, чтобы я была
поласковее с римлянином. Кажется, Лисием его звали. А вообще он мужчина
был видный, и я позволяла ему гладить мне ноги. И тогда случилось нечто,
чего я не хотела: покорили меня восторженные и робкие глаза одного нашего
слуги.
Чем-то напомнил он мне того застенчивого юношу... может, не он сам, а
взгляд его. Был какой-то момент, когда я почувствовала себя совсем
опустошенной, ничто мне было не мило, и я просто поманила его, как
госпожа, и обняла, прижалась к нему, словно озябшая птица... Нас застали
на месте преступления.
Муж мой, оказалось, все время вел за мной слежку, хотя осыпал золотом
мое нагое тело, когда возвращался от своих девок. Не знаю, что стало со
слугой, его я больше не видела; а меня за волосы вытащили на улицу,
собралась толпа, люди кричали, что меня надо побить камнями. В толпе был и
тот застенчивый юноша, который был влюблен в меня и которого я полюбила за
его любовь; сейчас он, плача, орал вместе со всеми и потрясал кулаками.
Это был конец. Я уже ни о чем не думала, ждала, когда на меня обрушится
град камней. И тут, словно небесное явление, из толпы вышел Иисус. Он