"Алексей Арбузов. Сказки старого Арбата (комедия в двух частях) " - читать интересную книгу автора

БАЛЯСНИКОВ (разозлился). Отлично, я никуда не гожусь, а ты сам-то кто
такой? Даже на то, чтобы выбрать профессию, фантазии не хватило! Рабски
пошел по моим следам... Жалкий подражатель.
КУЗЬМА. А вот и нет! Просто я с детства мечтал об одном - превзойти
тебя! Всем доказать!... И знаешь почему? Потому что ты никогда не любил
меня...
ХРИСТОФОР. Кузя, сейчас же замолчи. Я этого просто не вынесу.
КУЗЬМА (яростно). Только одним обязан я этому человеку - он убедил маму
назвать меня Кузьмой, повергнув этим в изумление всех моих будущих знакомых.
БАЛЯСНИКОВ (негодуя). Стыдись! Я назвал тебя Кузьмой в честь твоего
деда Кузьмы Балясникова, величайшего в Подмосковье мастера дудок и свирелей!
Неужели ты хотел бы зваться каким-нибудь жалким Валерием или злосчастным
Эдиком, которых нынче полно, как собак нерезаных.
КУЗЬМА (не остывая). Всю жизнь ты стремился к одному - повергать всех в
изумление. Но вот тебе уже шестьдесят, а по-настоящему ты так никого и не
изумил.
БАЛЯСНИКОВ. Это от чьего имени ты заявляешь? Золотушное поколение!
Фокусники без гроша за душой. Уйдем мы - и никого не останется!
КУЗЬМА. А что ты о нас знаешь? Так любовался собственным великолепием,
что и заметить не успел, как время твое кончилось. Финита! Даже в кукольном
театре собираются отказаться от твоих услуг.
БАЛЯСНИКОВ. Что ты врешь? (Тревожно.) О чем ты?
КУЗЬМА. Во всяком случае, делать куклы для "Прекрасной Елены" они
приглашают... приглашают Лепешкина.
БАЛЯСНИКОВ. Вранье! (Помолчав.) Кто тебе сказал?
КУЗЬМА. В театре все об этом знают.
БАЛЯСНИКОВ (не сразу). Ну и что же? Вполне естественно. Балясников
слишком хорош, чтобы заниматься всякими там канканами. Кто, как не я, в
конце концов пестовал этого Лепешкина! Ты думаешь, мне было легко склонить
театр пригласить именно его?
КУЗЬМА (долго смотрит на него). Мне жаль тебя папа. (Идет к двери,
обернулся.) А пятьдесят рублей Робинзону Крузо вернут по почте.
БАЛЯСНИКОВ (кричит ему вслед.) А ты... Ты всегда был посредственностью.
До пяти лет не выговаривал букву эр!
КУЗЬМА (остановился на пороге). Уж не потому ли ты оставил нас? Но я
все-таки научился ее выговаривать. Без тебя. Чему стрррашно ррррад.
(Уходит.)
БАЛЯСНИКОВ (помыслив). Нда... Пожалуй, проблема отцов и детей именно в
том и состоит, что ее объявляют несуществующей.
ХРИСТОФОР. Во всяком случае, он все больше и больше становится похожим
на тебя, Федя.
БАЛЯСНИКОВ (слабо). Ты полагаешь? (Размышляя.) Впрочем, он
действительно не так уж безнадежен. (Тихонько.) А если уж совсем
откровенно... Я хотел бы одного - чтобы он жил здесь... Со мной вместе.
ХРИСТОФОР. Я знаю, милый...
БАЛЯСНИКОВ. Отвратительно, однако, что я так распоясался... Стал ругать
молодое поколение... Блохин, я ничтожен!
ХРИСТОФОР (осторожно подходит к нему). Что с тобой, Феденька?
БАЛЯСНИКОВ (в отчаянии). Лепешкин!... Лепешкин!... (Испугался.)
Христофор, это старость! Я вышел в тираж... Кончился как художник. Почему бы