"Луи Арагон. Карнавал (рассказ) (про войну)" - читать интересную книгу автора

sagen Von der alten. schonen Zeit...2
[2 Соловьи распевают//0диноко в кустах,//Как рассказать не знают//0
прежних чудесных днях... (нем.). Пер. А. Гугнина]

Кто это? Да Эйхендорф, конечно. Я мысленно улыбаюсь этому "конечно",
этому снобизму. Однако тут же нахожу себе оправдание: благодаря одному из
лицейских преподавателей я действительно пристрастился к Эйхендорфу,
именно к Эйхендорфу, которого он выделял среди всех немецких поэтов. Я
помню наизусть больше стихов Эйхендорфа, чем Мюссе или Ламартина.
Но я убаюкиваю себя всеми песнями. И все стихи навевают на меня дрему,
уносят в столь дорогую мне страну сновидений, все немецкие стихи, ставшие
с 1914 года для меня особенно притягательными, поскольку тут ощущался
некий привкус вызова:
Шиллер, Бюргер, Рюккерт, Гейне, Демель... Вот так же и колесам под
поездом чудится, будто они уже завертелись. Как знать, может, греза
воплотилась, может, Эльзас и есть эта воображаемая страна. В своем
армейском обмундировании я прибыл по горной дороге в самое сердце этой
спорной области.
На домах реяли там и сям желто-белые флаги. Мне сказали, что так здесь
выражается требование автономии. Автономии? Не понимаю. Могут быть
колебания при выбореФранции или Германия, - но автономия... Меня одолевают
сомнения, с недоумением приближаюсь я к этому языковому барьеру.
Ведь павшие пожертвовали жизнью, чтобы мы имели право посидеть на
берегу Рейна и помечтать о стране, что лежит по ту сторону реки, где
любовь называется Liebe, а чары Zauber. Я бы дорого дал, чтоб со мной был
мой "Жан-Кристоф", он послужил бы мне своеобразным путеводителем
шиворот-навыворот, я ведь проделывал в обратном направлении путь,
приведший молодого Крафта к нам, и находился как раз на том переходе между
двумя странами, где француз Роллан говорит своему герою: "Я должен
последовать за тобой, тень моя..." А немец Кристоф отвечает:
"Кто из нас двоих тень другого?" Эта фраза непрестанно звучала в моих
ушах на 0-де-Мез, Шоссе-Брюно, Шмен-де-Дам. Но когда в
Ферм-де-ла-Мальмезон я нашел эту книжечку, раскрытую на стихотворении
Лилиенкрона, я посмотрел на мертвеца рядом с собой, словно потерял, как
Петер Шлемиль, собственную тень.
Книга сейчас лежала в моем вещевом мешке. Стоило бы перечитать ее
именно здесь.
В проходе промелькнул силуэт. И повернул обратно. Женщина. Казалось,
она выбирает, где сесть, колеблется. Потом она вошла с решительным видом в
мое купе. Очевидно, побаивалась одиночества. Она села у окна, против
движения поезда. Я подобрал ноги, обутые в рыжие сапоги, скрестил их. На
каком языке разговаривает она? Она положила рядом с собой нотную папку,
открыла сумочку, извлекла из нее сигарету и размяла ее на тыльной стороне
руки, затянутой в перчатку. "Вас не побеспокоит, если я закурю?"-сказала
она. Нет, меня это не побеспокоит.
Она возвращалась с урока пения. На первый взгляд, нечто вполне
естественное. Но не для меня. Как! Рухнула империя Вильгельма, побежденные
отступили, ломая границу, явились мы, неся слова Ронсара и Бодлера... На
дорогах, когда мы перебрались через Вогезы, к нам устремились автомобили,
нас осаждали толпы, умоляя офицеров двигаться быстрее, поскольку в разрыве