"Луи Арагон. Девушка с принципами (рассказ)" - читать интересную книгу автора

другого, как навестить Жерара, и он дал ей небольшую сумму в обмен на
маленькую любезность. Ее страдания были как бы последним даром, который
она принесла Дени (если он все-таки умер). Но в одно прекрасное утро он
снова появился в мастерской, сидел и что-то писал. Она бросилась к нему,
чтобы со слезами признаться в том предательстве, до какого довела ее
нужда. Распущенные волосы Селины, как это и полагается, окутывали ноги ее
возлюбленного. Скрыв лицо в пелене волос, она осмелилась открыть ему всю
глубину своего смятения:
- Ведь ты убежал как безумный!
Дени внутренне ликовал. Но, не подав вида, сухо сказал:
- Не люблю красных глаз!
Для предстоящих съемок необходим был решительный эксперимент, жертвой
которого была избрана Селина. На ней Дени мог проверить эффект
непостижимого: поступки, не поддающиеся разумному объяснению, слова,
недоступные пониманию, производили на нее более гнетущее впечатление, чем
грубости, внятные рассудку. Ее совершенно не беспокоила связь
возлюбленного с Пальмирой, явление вполне рациональное: путем ряда
умозаключений можно было определить его причину и предсказать последствия.
Но стоило заговорить с ней лишенным смысла языком или совершить какой-то
немотивированный поступок (исчезнуть на неделю), чтобы нарушить ее
равновесие, пошатнуть его основы, его принципы. Облегчение страданиям
приносила лишь физическая реакция-слезы.
В этом и заключалась та теория трагического, которую открыл Дени и
которую он собирался испытать на Селине, прежде чем воплотить ее в
театральном действе. С этой целью он раздобыл множество телефонных
справочников, целую кипу репродукций "Анжелюса" Милле на глянцевой бумаге
и объявления о давно прогоревших займах. Он купил в магазине Мартина самую
уродливую куклу, какую только смог найти. А стенные шкафы заставил банками
с заспиртованными сливами. И, наконец, у Монпарнасского вокзала он
встретился с неким Селестом, который позировал художникам,
придерживавшимся бодлеровской эстетики, и имел с ним таинственную беседу.
В назначенный день Дени послал Селину отнести письмо В дальний квартал
и, воспользовавшись ее отсутствием, разукрасил мастерскую как мог...
Едва переступив порог, Селина замерла на месте. Вначале она решила: все
это ей почудилось оттого, что она слишком быстро взбежала по лестнице.
Страшное видение не исчезало, и у нее подкосились ноги, но куда было
присесть? С каждого стула на нее смотрело какое-то червеобразное голое
существо шафранового цвета, застывшее в нелепой позе, протягивавшее ей с
мрачной потусторонней улыбкой банку с заспиртованными фруктами. И на столы
не опереться: они погребены под тяжелыми и шаткими грудами телефонных
справочников. Стены, которые, насколько она помнила, всегда казались ей
прочными, были из глянцевой бумаги, скрипевшей под пальцами (так, что
сводило зубы!). Репродукции "Анжелюса" Милле перемежались с афишами,
призывавшими подписаться на займы. Она собралась было присесть на диван,
но крик застрял у нее в горле при виде стоящего среди подушек
чудовища-маленькой девочки, нарумяненной, словно старая куртизанка. У ног
ее-Дени с видом томного воздыхателя, с застывшей на лице блаженной улыбкой
исступленно наигрывал на банджо без струн. Кукла сосредоточенно внимала
беззвучной мелодии. Селина вздрогнула, не умея объяснить это зрелище.
Ужаснее всего было то, что Дени, отличавшийся прекрасным зрением, надел