"Татьяна Апраксина, А.Н.Оуэн. Пустите детей ("Pax Aureliana" #1)" - читать интересную книгу автора

Господин Сфорца зачем-то успел сменить шелковую водолазку на хлопковую майку
с непристойно растянутым воротом. Это нервирует.
- Т-так что это за красота несказанная? - палец щекотно движется по
белым полоскам на ребрах.
Юноша смущенно молчит. Так его приучали переносить допрос с
пристрастием. Боль терпеть было легче, чем щекотку. Боли хватало: когда по
надкостнице с нажимом проводят острием ножа, ее мало не бывает. Тогда он
терпел молча, а теперь из горла вырывается придушенное хихиканье.
- Ладно, догадаться несложно. К вашему сведению, молодой человек, вы
нанесли моей корпорации убыток на половину годового бюджета вашей
республики. Гордитесь... диверсант!
Алваро молчит, он знает, что нужно молчать, не говорить ни слова, его
учили, и учили хорошо.
- Такая мысль была, - вздыхает господин Сфорца, отличный, оказывается,
актер. - Зачем вам понадобилось меня убивать?
- Я флорестиец, - невесть зачем отвечает Алваро Васкес, родившийся и
выросший Алваро Васкесом, все это полная правда, он совершенно чист - школа,
курсы секретарей, три собеседования... четвертое было сегодня.
- А я романец, представьте себе. У вас что, новый национальный обычай
завелся, да?
- Вы убили моего брата! - и это тоже правда.
- Ага, это уже хоть на что-то похоже, - смеется господин Сфорца, крепко
зажмуривается, потом широко распахивает глаза... и привычно щурится на
стенку. - Так, юноша, хватит дурака валять, да? Через пять минут я буду
знать о вас все. Все - это значит "все". Я могу подождать. График вы мне
сорвали... ладно, будем считать, что это и есть собеседование. Я могу вас
убить, это вы понимаете. Я могу отпустить вас на все четыре стороны. Как вам
эта перспектива?
Васкес предпочитает быть убитым. Если его отпустят, то ему никто не
поверит, его все равно убьют, но погибнуть от рук своих или прихвостней
господина Сфорца - не одно и то же.
У Франческо Сфорца подвижные руки, живущие собственной жизнью -
ковыряющие щербатый никель, пятнышко на стене, едва заметную ссадину на
ключице. У Франческо Сфорца неправильный одеколон, какой-то цветочный, не
мужской совсем. И давным-давно нестриженая челка, не прическа такая, это
было бы видно, а просто тут ножницы парикмахера год не гостили.
Господин Сфорца не вписывается в тюремный - или все-таки медицинский? -
блок. В своем кабинете он смотрелся правильно, а тут ему нечего делать - и
холодно, хотя он доволен, проснулся наконец, а до того работал, не приходя в
сознание, интересно, сколько? Сколько нужно работать, чтобы глаза стали вот
такими вот, словно подернутыми тонкой алой вуалью? Сутки? Двое?
Алваро думает о господине Сфорца, потому что нельзя думать о себе.
Потому что его учили подмечать все детали. Потому что ему интересно, в конце
концов. Он десять лет мечтал оказаться рядом с Франческо Сфорца - вот,
оказался, и даже не на краткий миг, за которым кровавый фонтан и пуля,
входящая в лоб... можно хоть углядеться.
Интересно, допрашивать Алваро будет сам господин Сфорца? Вот этими вот
руками? Мысль на редкость тошнотворная, до спазмов в животе. Потому что
очень легко представить собственную кровь на длинных жестких пальцах. У него
руки... хирурга, сказала бы Санча, любившая бульварные романы. Палача,