"Татьяна Апраксина. Черный Истребитель" - читать интересную книгу автора

Результат такого "диагностирования" был бы легко предсказуем. Хорошо
еще, если рано или поздно вызовут-таки врачей. Но это вряд ли...
"Выползти наверх, найти ближайший туалет..." - подумала Танька,
взвесила свои шансы и попыталась двинуться к дверям поезда. Черное стекло
ударило в лицо, нос расплющился и где-то фоном заныл. По сравнению с тем,
что вытворяли на пару голова и желудок, это было ерундой.
"Октябрьская кольцевая". С трудом преодолев пару метров от вагона до
середины вестибюля, Танька поняла, что никуда она подняться уже не сможет.
При одной мысли об эскалаторе тошнота подступила к горлу. Зажав ладонью рот
и давясь горько-кислой слюной, Танька поползла в сторону тупика, к "Небу
голубому", излюбленному месту встреч с приятелями. Роль голубого неба играла
краска, коей была закрашена верхняя часть ниши. Доступ к "небу" загораживала
черная кованая решетка с выразительным замком, что добавляло картине
своеобразной романтики.
Сев на пол и опершись спиной на стену, Танька полезла в рюкзак и,
стараясь не отсвечивать, принялась закидывать в рот таблетки. Чтоб быстрее
подействовало, она их разжевывала перед тем, как проглотить. Отдающая
сладким горечь в смеси с рвотным привкусом была мало с чем сравнима. Но ей
было уже не привыкать к таким "коктейлям". Глаза закрыть не удавалось -
начинался "вертолет". Смотреть на суету вестибюля тоже сил не было.
Изображение смазывалось по краям, а посередине приобретало фантастическую
перспективу и все цвета побежалости.
Запахи били в нос - люди, их душная липкость. Пот, немытые тела,
дешевый парфюм, перегар. Запахи метро были менее противными, но не менее
навязчивыми. Машинное масло, перегретая изоляция, нагретый металл. Запахи
клубились вокруг нее, заплетались в гипнотические узоры, грозили обвиться
петлей вокруг горла.
Танька полезла в рюкзак еще раз, не обращая внимания на то, что из него
посыпалась какая-то мелочь - ручки, расческа, распечатки. Ей были нужны
блокнот и любимый тонкий фломастер. Иногда это помогало - выплюнуть на
бумагу, выкинуть из себя вон слова, которые вертятся на языке. Слова орали в
уши ее же собственным голосом, пульсировали где-то на шее, в сонной артерии,
должно быть. Хотелось выгнуться дугой и позволить себе выкрикивать их в
окружающее пространство. Но так было нельзя...
Стихи получались так себе - но это лечило, заглушало боль...

...Кровь на ладони не стекала - высоко,
Лишь на приборах мелкий крап мишеней,
Живые ярче, и попасть по ним легко,
А времени - в обрез, и не до размышлений,
И небо вновь ложится под крыло,
Лицо лаская острым встречным ветром -
И тень улыбки "снова повезло"...

Писать получалось только достаточно крупными, почти печатными, но все
равно корявыми буквами. Листки, кажется, рассыпались, но Таньке было уже все
равно - сжимая что-то в руке, то ли один из листков, то ли фломастер, она
закрыла глаза и попыталась отрубиться. Не тут-то было.
Должно быть, она неплотно прикрыла глаза, потому что перед ней
явственно обрисовались две пары ног. Первая пара была облачена в кроссовки и