"Татьяна Апраксина. Мир не меч " - читать интересную книгу автораэти листы, и гляжу в потолок нашей родной квартиры. Мне тяжело - словно
придавили камнем, а Лика нет, я знаю это, нет... Я плачу, даже не пытаясь закрыть лицо, плачу, плачу и плачу. Кира рядом, я чувствую его руки на лице, он гладит меня по волосам, что-то шепчет. Я зажмуриваюсь, я не хочу слышать ни слова. Лика больше нет. Кира разжимает мои пальцы, достает сверток, срывает скотч. Три листа с текстом, распечатанные на дешевом принтере. - Что там? - спрашиваю я сквозь слезы. Кира с недоумением глядит на строки, приподнимает брови, потом швыряет листы на пол и стучит по ним кулаком. Плечи его вздрагивают, словно в беззвучном рыдании. Я обнимаю его, он утыкается лицом мне в волосы, и мы долго лежим молча, беззвучно оплакивая потерю, пока не чувствуем, что можем хотя бы дышать и говорить, не сбиваясь на всхлипывание. Впрочем, плакала только я. Тенники не плачут. Но - Лика больше нет. 11 - Януш, ты выходишь? - спросил кто-то из-за двери раздевалки. Его звали Ян, но почему-то здесь каждый стремился назвать его каким-нибудь близким к его собственному именем. Януш, Янек, Янко, Жан - это превратилось в своеобразную игру. Ян не обращал на это внимания. Привык. В их роду было принято давать сыновьям только односложные имена. Отца его звали Карлом, брата - Марком... обычно вместо парня с обычной славянской такого же славянина-брата - почему-то еврея, должно быть, Марк Карлович (в детстве прозванный в школе Карлом Марксом, разумеется) представлялся им именно евреем. Дед же носил библейское имя Савл. - Еще пять минут - и выхожу. Привычка точно обозначать временные интервалы самого незначительного действия была неискоренима. Он зашнуровал ботинки, натянул майку. Серую камуфляжную куртку перевесил через сумку. Весна потихоньку доползла и до столицы, с утра, когда он шел на тренировку, было уже +15. Может быть, не похолодало - понадеялся Ян на погоду. И промахнулся. За шесть часов не только солнце спряталось за тучи, но и пошел мелкий моросящий дождь, уныло капавший с неба, словно осознавая свою неполноценность. Такого дождя Ян не любил. Дождю полагалось быть настоящим - проливным, с громом, с молниями, стеной черных туч громоздиться над городом ему полагалось. Чтобы на лужах были пузыри, чтоб стена воды мешала видеть на расстоянии вытянутой руки. Но таких дождей в столице не бывало почти никогда. Ян мимолетом вспомнил Керчь, ее осенние шторма, порывы ветра, срывающие с петель форточки. Столицу он не любил. Слишком многое казалось в ней ненастоящим, не только дожди. Но работать ему пришлось именно в столице. Дождь моросил, капая на лицо, но не принося желанного ощущения воды на коже. Ян поморщился, стряхнул со лба мелкие капли. - И не холодно тебе? - спросил Мишка, заранее зная ответ, но спрашивая лишь для того, чтобы не идти молча. - Нет. Не холодно. Но противно... - для того же ответил Ян. |
|
|