"Татьяна Апраксина. Мир не меч " - читать интересную книгу автора

эти листы, и гляжу в потолок нашей родной квартиры. Мне тяжело - словно
придавили камнем, а Лика нет, я знаю это, нет...
Я плачу, даже не пытаясь закрыть лицо, плачу, плачу и плачу.
Кира рядом, я чувствую его руки на лице, он гладит меня по волосам,
что-то шепчет. Я зажмуриваюсь, я не хочу слышать ни слова.
Лика больше нет.
Кира разжимает мои пальцы, достает сверток, срывает скотч. Три листа с
текстом, распечатанные на дешевом принтере.
- Что там? - спрашиваю я сквозь слезы.
Кира с недоумением глядит на строки, приподнимает брови, потом швыряет
листы на пол и стучит по ним кулаком. Плечи его вздрагивают, словно в
беззвучном рыдании. Я обнимаю его, он утыкается лицом мне в волосы, и мы
долго лежим молча, беззвучно оплакивая потерю, пока не чувствуем, что можем
хотя бы дышать и говорить, не сбиваясь на всхлипывание.
Впрочем, плакала только я. Тенники не плачут.
Но - Лика больше нет.

11

- Януш, ты выходишь? - спросил кто-то из-за двери раздевалки.
Его звали Ян, но почему-то здесь каждый стремился назвать его
каким-нибудь близким к его собственному именем. Януш, Янек, Янко, Жан - это
превратилось в своеобразную игру. Ян не обращал на это внимания. Привык. В
их роду было принято давать сыновьям только односложные имена. Отца его
звали Карлом, брата - Марком... обычно вместо парня с обычной славянской
внешностью люди ожидали увидеть прибалта - Ян Карлович располагало. А вместо
такого же славянина-брата - почему-то еврея, должно быть, Марк Карлович (в
детстве прозванный в школе Карлом Марксом, разумеется) представлялся им
именно евреем. Дед же носил библейское имя Савл.
- Еще пять минут - и выхожу.
Привычка точно обозначать временные интервалы самого незначительного
действия была неискоренима.
Он зашнуровал ботинки, натянул майку. Серую камуфляжную куртку
перевесил через сумку. Весна потихоньку доползла и до столицы, с утра, когда
он шел на тренировку, было уже +15. Может быть, не похолодало - понадеялся
Ян на погоду. И промахнулся. За шесть часов не только солнце спряталось за
тучи, но и пошел мелкий моросящий дождь, уныло капавший с неба, словно
осознавая свою неполноценность. Такого дождя Ян не любил. Дождю полагалось
быть настоящим - проливным, с громом, с молниями, стеной черных туч
громоздиться над городом ему полагалось. Чтобы на лужах были пузыри, чтоб
стена воды мешала видеть на расстоянии вытянутой руки. Но таких дождей в
столице не бывало почти никогда. Ян мимолетом вспомнил Керчь, ее осенние
шторма, порывы ветра, срывающие с петель форточки. Столицу он не любил.
Слишком многое казалось в ней ненастоящим, не только дожди. Но работать ему
пришлось именно в столице.
Дождь моросил, капая на лицо, но не принося желанного ощущения воды на
коже. Ян поморщился, стряхнул со лба мелкие капли.
- И не холодно тебе? - спросил Мишка, заранее зная ответ, но спрашивая
лишь для того, чтобы не идти молча.
- Нет. Не холодно. Но противно... - для того же ответил Ян.