"Сергей Антонов. Петрович" - читать интересную книгу автора

19

В субботу Светлана мылась в баньке Ниловны. Было приятно на чистом
скобленом полке, нежарко.
- Спинку потереть, дочка? - предложила Ниловна.
- Не надо, бабушка, я сама, - откликнулась Светлана сверху. - А то
председатель пришьет эксплуатацию человека человеком!
Старуха поворчала и побегла нагишом за реку за холодной водой.
Когда мать объявила, что Столетов порвал ее заявление, Светлана не
огорчилась. В колхозе, конечно, скучно, но жить с матерью, постоянно видеть
обмазанные жирным кремом морды, слушать однотипные разговоры о тряпках и
изменах еще скучней. Такая тоска!
Заявление Светлана написала главным образом для того, чтобы узнать, как
поведет себя Столетов. Порвал - и хорошо. Станет обзывать никудыхой, можно
поинтересоваться: "Чего же вы никудыху не отпускаете по собственному
желанию?"
Ей вспомнилось, как Столетов рассказывал Варе, что заключенные
коммунисты помогали товарищам, поддерживали больных и упавших духом, вселяли
бодрость и уверенность в будущее, в неизбежную победу справедливости.,
Иногда было нелегко. Столетов вспоминал, как трудно было с
профессором-ихтиологом, который твердо поверил, что он враг народа, и
разубедить его долго не удавалось.
Но Светлана - не профессор-ихтиолог, и вбить ей в голову, что она
никудышный человек, никому не удастся!
- Ниловна! - сердито закричала она. - А пар можно сделать? Ну, так, как
вы моетесь, деревенские! Можно?
- Так ведь ты жар не уважаешь?
- Уважаю!.. Давай, Ниловна! Я ничего не боюсь! Ниловна перекрестилась,
плеснула на каменку, Шумно дунул горячий пар.
- Будет?
- Еще, еще, Ниловна! - отчаянно кричала Светлана.
- Осподи Иисусе...
Каменка ахнула. Силой пара распахнулась дверь.
- Ну как теперя?.. Будет?
Светлана попробовала париться, но веник обжигал, как огонь. Голова
кружилась. Она легла, стиснув зубы, на душистый, березовый веник. Пар жег
уши, спину, но она терпела. Она докажет всем, всем докажет, что она совсем
не никудыха.
Она не понимала, что происходит с ней в последние дни. С малых лет
приспосабливая свою врожденную гордость к изгибам жизни, она, наконец
усвоила манеру поведения, которая доставляла меньше всего хлопот: она решила
презирать все то, что считалось дорогим и добрым, и насмехаться над
принятыми взглядами и обычаями. Войны она не боялась, смерти - тоже. Она
считала отсталыми не только тех людей, с которыми сталкивалась, а всех без
исключения, все население земного шара. Она презирала род человеческий, так
и не сумевший за многие тысячи лет наладить сносную жизнь на земле. Тех, кто
восторгался Гомером, Пушкиным, Стравинским, она считала круглыми идиотами.
Простаки восхищались ее отважной наглостью и верили, что ей открыты
какие-то особые законы поведения передового, свободного человека.
Но она знала, что за душой у нее нет никаких законов, никаких