"Сергей Антонов. Васька " - читать интересную книгу автора

В будке еще витала горемычная душа маркшейдера Гутмана. Он повесился
здесь неделю назад, когда ему почудилось, что направление штольни неверно
задано. И если бы не крайняя крайность, никто не загнал бы Чугуеву в эту
халупу.
А на Чугуеву обрушилась беда.
Явилась эта беда в виде новичка-метростроевца. В нем не было ничего
примечательного: жеваное, с вошебойки, пальто, грязная, когда-то белая
лохматая кепка, мятое, в скопческих морщинках востроносое личико, сам левша.
Он сидел на бочке цемента и привередливо, по-церабкоповски примерял
однопалую рукавицу.
Заметив его, Чугуева почувствовала смутную тревогу. Она пробовала
отвлечься работой. Тревога не унималась. Тогда она еще раз, уже
внимательней, глянула на новичка, и ей показалось, что снег потемнел на
строительной площадке. Она узнала. Это был тот самый активист, который
переписывал в сибирской тайге раскулаченных переселенцев.
Она обвисла на лопате, и "газик", подавая задом, чуть не придавил ее.
- Тот самый... Активист... - бормотала она. - В кепке... Что
делать-то?
Словно кино увидела Чугуева: кислое болото, щербатый лесок на дальней
сопке, длинная шеренга кулаков да подкулачников, кашель по всей цепочке. А
он - активист с острым лицом горбуна, хотя и не горбун - неловко,
медлительно переписывает прибывших.
Чугуева маялась в самом конце строя. Ноги погрузли в болото по
косточку. Активист вызвал ее, приказал отгонять гнус. Он ходил от одного к
одному, переписывал левой рукой данные - фамилия, с какого года, откуда
выслан, - а она опахивала его осиновой веткой, ровно турецкого султана. На
другой день отца выкликали, а ее нет. Может, потому и позабыли, что вышла из
шеренги. Минула неделя. И решила она с отцова благословения бежать.
Пошла она таежной тропой незнамо куда. Зверя не боялась. Шла не таясь.
Случалось, голодала так, что сама бы себя поймала за горстку горохового
ритатуя. Чудом дошла до Омска, чудом нанялась в прислугу к заместителю
председателя облисполкома. Примерно через год пересек ее путь разбитной
вербовщик и записал на строительство метро в порядке организованного набора.
Вербованных набилась полная теплушка, все почти такие же, как она. Пока
ехали, многие разбежались. А ей было все равно. Как повалилась на нары, так
и дотряслась до Москвы.
На Ильинке, в отделе кадров Метростроя, перехихикнулась она с рыжим,
как кирпич, комсомольцем. Звали рыжего комсомольца Митькой. Он и написал ей
всю документацию. Его до упаду веселило, что она не знает, что такое
автобиография, и не помнит, чем ее родители занимались до семнадцатого года.
Ей вручили удостоверение личности, дали койку в общежитии, усиленное
питание. И все-таки чудилось: сейчас подойдет сзади левша, стукнет левой
рукой по плечу... С недоброй завистью поглядывала она на визгучих девчат,
заигрывающих с ломовиками. Господи! Взял бы какой-нибудь гужбан замуж, увез
бы в деревню. Сменила бы фамилию, зажила чистой жизнью.
Работала Чугуева ловко, красиво, без отказа и приказа, вошла во вкус и
стала позволять себе глядеть неположенные лишенке сны. Задремлет, опершись
на лопату, и за минутку во сне замуж выйдет, четырех девчонок нарожает - все
масть в масть, вылитые прораб Утургаули - и завязывает банты, гонит в
школу...