"Сергей Антонов. Свалка повесть" - читать интересную книгу автора

тельно каждый в отдельности, потому что любили юродивого больше, чем
брата его - учителя, которого сначала уважали. Закинув голову, сидящий
у дороги смотрел синими глазами, и в левом глазу и в правом было по
небу, и глаза потому казались впадинами без дна, и дети и взрослые,
проходя мимо, знали, что не может быть ни у кого в поселке таких не-
бесных глаз, будто положил Господь по большому небу бездонному в каж-
дый глаз навеки, и бездонным прозрачным безгрешным был взгляд и зимой
и летом и в любую погоду, как не бывает ни у кого.
Жившие в поселке люди издали узнавали Агриппину: не было разницы -
несла ли она в чреве своем, покачивавшемся при шаге полных ног, зача-
того восемь месяцев назад мальчика - или одна, сбросившая созревший
плод, как делает это яблоня, в зеленой листве которой снова созреют,
нальются сильным от земли и солнца соком желтые густого янтарного цве-
та, ждущие часа своего плоды: будто кто сверху точно и ловко усадил
маленькую смуглую голову на высокую полную шею на квадратных крепких
плечах, прямых, как и узкая короткая спина, и потому прямо смотрели
темные глаза и высокая грудь тугая, с точкой маленького соска, глядя
прямо, может, в себя и глядя, подвластная кусту и ветру, без думы оп-
ределенной, чуть покачиваясь в бедрах,- идол языческий,- и оттого в
грузном и легком шаге ее было дикое что-то, не познанное и не опознан-
ное человеком, и поселковые женщины, замечая красоту ее, силу живот-
ную, что сидела в ней, которую разве чувством можно отмерить, здорова-
лись первыми, соглашаясь с каждым движением и поступком ее. Мужская
выстиранная одежда, висящая на бельевой веревке, генеральские с крас-
ными лампасами брюки, ходившие в траве у дома Агриппины, - знали по-
селковые про чужих на бугре, но также знали - нет мужика равного, кто
совладал бы с ней, что нужно только семя его, чтоб округлился живот и
зрел плод в прекрасном чреве - мужик в красных лампасах сходил с буг-
ра, у магазина, стоявшего у шоссе, и из черной генеральской машины
смотрел жадно сквозь стекло, туда, где виден был с дороги угол дома,
стоящего на бугре, а Агриппина не долго помнила бессильные слезы его,
лежащего рядом, желавшего безумно тела ее, и, не дождавшись, потому
что иссяк и слаб был он, вставала: матово светились в полутьме избы
бедра, впалый волчий живот, грудь тяжело вздрагивала, и ребенком малым
на коленях, губами ловил маленький сосок генерал и плакал горько, оби-
женно, как плачут дети: не могло быть у Агриппины детей незаконных,
как не может быть незаконных щенят у волчицы.
Рабочий уходил из дома с заводским гудком, спускался с бугра, шагал
размеренно, широкоскулый, широкий в кости, шагал уже восьмой год тем-
ной зимой или светлым летним утром, шагал, потому что нужно было так и
никак иначе, а так каждый Божий день, не вспоминая, ни в душе, ни уст-
но, что братья старшие, и врач и учитель, обучались на заработанные
слесарным его трудом деньги, и оттого что не держал мыслей подобных и
только исполнял неукоснительно долг свой, с руками жесткими, лицом
темным неповоротливым, походил на гвоздь, вбитый по шляпку в место не-
обходимое, которое только крепкий неповоротливый гвоздь удержит и дер-
жал набычась, следуя долгу своему - иначе вдруг исчезнет долг, и сам
он тоже исчезнет тотчас; нападал, видя несправедливость, на вора, что
вор тот, а не работник, стучал кулаком по столу, за слова и невинную
улыбку вора: "А у кого красть, раб Божий, как не у тебя? Богатых нет у