"Анна Арнольдовна Антоновская. Базалетский бой (Великий Моурави, Книга пятая)" - читать интересную книгу автора

залежавшемуся в ножнах. На это Эрасти хмуро заметил:
- О жажде следовало думать в караван-сарае. С утра голодные скачем, а
вкусный чанахи почему-то предоставили врагам.
- Э-э, недогадливый верблюд! Разве чанахи не превращается в сено, когда
рядом нечисть копошится?
- Я так думаю, Ростом. Полторы жабы им на закуску. Откуда только
взялись?
Задумчиво вглядывался Саакадзе в слегка тронутый желтизной горный лес и
вдруг повернулся к Даутбеку:
- Странный день, мы возвращаемся после большой победы над кичливыми
врагами, а вместо успокоительного дождя - гром и град.
- Весенний гром, Георгий. Это хорошее предзнаменование.
- А встреча с "совой" тоже к весне? Нет, друг, не нравится мне
сегодняшний день. Ты знаешь, я не суеверный, но... какой-то тайный замысел
чувствуется в его неожиданных ходах.
- Это судьба! Давай, Георгий, поработим негодную! - И Даутбек внезапно
выхватил ханжал и резко обернулся.
Кони, навострив уши, шарахнулись и пронзительно заржали. Среди обломков
скал, сливаясь с ними, распласталась тигрица, но яркие поперечные полосы ее
меха не укрылись от зоркого глаза Даутбека. Послышался низкий горловой звук
"а-о-ун", и хищница, почуяв, что она обнаружена, приготовилась к прыжку. Но
Автандил мгновенно скинул с плеча высеребренный лук, с силой оттянул тетиву
по индусскому способу - к правому уху, согнул лук вдвое и отпустил стрелу.
Орлиные перья, вставленные в хвост древка, мелькнули в воздухе,
указывая лет свистящей стрелы. "Хуаб!" - громко вскрикнула в испуге тигрица,
рванувшись вниз со скалистого выступа. И в тот же миг острие наконечника
вонзилось в ее правый глаз.
Ни персидская кольчуга, ни турецкий щит не в силах были остановить
боевую стрелу "барсов", на сто шагов пробивали они дубовую доску в палец
толщиной. И тигрица рухнула наземь у ног Автандила, пораженная насмерть, так
и не достигнув обидчика.
Блестела на солнце золотистая полосатая шкура, беспомощно свисая с
седла победителя. "Барсы" продолжали путь так спокойно, словно мимоходом
подбили не коварного зверя, а невинного ягненка. Автандил, вытащив из глаза
хищницы стрелу, чистил куском сафьяна наконечник и что-то нежное мурлыкал
себе под нос.
Арагвинцы, косясь на огромную шкуру, совсем приуныли.

Тревога не оставляла князя Газнели. Князь нервно крутил белый ус, чутко
прислушивался: не возвращается ли Саакадзе, и еще ниже склонялся над
изголовьем детской постели, готовый в любой миг броситься на защиту внука,
его ни с чем не сравнимого сокровища.
Напрасно Русудан уверяла: в случае опасности потайной ход - лучшая
защита. Тщетно доказывала Хорешани, что не так-то безопасно вторгаться во
владения Сафар-паши, хотя, с согласия паши, наполовину и охраняемые воинами
Георгия Саакадзе.
Острый нос у князя побелел, что выдавало его волнение. Он сердито
напомнил о вероломстве князей, враждовавших с Газнели, о их внезапном
нападении на сильно укрепленный замок, где они истребили благородную фамилию
Газнели и завладели ее богатством. И, стервенея от своих воспоминаний,