"Эвелин Энтони. Алая нить" - читать интересную книгу автора

друг друга. Он был мне ближе, чем родители.
- Мне очень жаль, - сказал он. - А почему ты захотела стать
медсестрой? Потому что отец врач?
- Да нет. Это потому, что погиб Джек. Мне не хотелось поступать в
Добровольную ассоциацию помощи фронту или флоту; я вовсе не хотела быть
радисткой, или шофером, или иметь какое-нибудь отношение к сражениям. Я
хотела помогать, а не вредить. Не очень патриотично, правда?
Несколько секунд он молча смотрел на нее.
- Это гнусная война, но скоро она окончится. И ты вернешься в
Хэйвардс-Хит и все это забудешь.
- Ну а ты? - спросила она. - Фалькони - итальянская фамилия. И ты
хорошо говоришь по-итальянски.
- Я сицилиец, - поправил он. - Это не одно и то же. Мы не итальянцы. В
нас смешалось много народов: арабы, мавры греки. Сицилию постоянно
завоевывали. Итальянцы тоже, конечно, есть, но мы совсем другие. Моя семья
происходит из маленькой деревушки около Палермо, затерянной в холмах. Дед
переехал в Америку. Потом за ним последовали мои родители. Мне было тогда
семь лет и пришлось учиться английскому. Между собой мы говорим
по-итальянски. Храним старые традиции, ходим в церковь, едим макароны. У
нас большие семьи. - Он взглянул на нее и улыбнулся. - Совсем не то, что в
Хэйвардс-Хит.
- А ты себя чувствуешь американцем? - спросила Анжела.
- Я гражданин Соединенных Штатов. Мой отец выправил все документы. Я
учился в школе и в колледже. Я играл в футбол за свой колледж, я вступил в
армию. Я американец. Но, наверное, и сицилиец тоже.
Некоторое время они сидели молча, воздух вокруг мерцал от жары.
Анжела сказала:
- Я передумала. Я выпью еще вина, если там осталось. - Вино было
терпким и не утолило жажды. Она перевернула кружку, и красный ручеек потек
по земле.
- Знаешь, что ты сейчас делаешь, Анжелина? - спросил он, подсаживаясь
рядом. - Это возлияние богам. Мы воздаем хорошим вином богам Сицилии за их
милость к нам - за хороший урожай. Ведь у моей родины много богов, ты
знаешь об этом?
Она покачала головой. Вино впитывалось в землю как кровь.
- Это языческая страна, - продолжал он. - Церковь пыталась
цивилизовать нас и прогнать богов, пришедших с римлянами и греками, но мы
спрятали их и сохранили. Они все здесь, вокруг. Ты не чувствуешь?
Она не ответила. Она позволила, чтобы он обнял ее и притянул к себе, а
потом стал целовать, сначала медленно и как бы спокойно, потом пылко,
по-мужски.
Земля была твердой, и, когда они лежали на спекшейся земле, к их
обнаженным телам прилипла горная пыль. Страсть выгнала их из тени скалы, и
все завершилось в один и тот же восхитительный миг под раскаленным солнцем.
Одевая ее в тени, он произнес по-итальянски:
- Io ti amo, amore mia2, - и крепко прижал к себе.
- Правда? - спросила она. - Не нужно об этом говорить...
- Я люблю тебя, - сказал он по-английски. - А теперь скажи это мне
по-итальянски.
Она запуталась в словах, и он повторял, пока она не смогла произнести