"Габриэле д'Аннунцио. Брат Лучерта " - читать интересную книгу автора

Габриэле д'Аннунцио

Брат Лучерта

Монастырь виднелся за густой порослью пирамидальных тополей и белых ив,
а перед нею высилась ажурная колокольня, резко выделяясь своим красным
цветом на лазурном фоне неба. На крышах завели свою веселую музыку ласточки:
шелест крыльев, трели, чириканье, писк, страстное щебетанье, дуэты любви.
Фра Лучерта то и дело выпускал из рук мотыгу и слушал, полузакрыв глаза от
восторга. Но когда он открывал их... Какие это были глаза! Можно было
подумать - они похищены у дикой кошки, а весь он казался фигурой,
соскочившей с одной из кошмарных картин Иеронима Босха:[1] длинный, тощий,
суровый, в серой рясе, над которой выступала большая лысая голова,
окаймленная темной бородой.
Но надо было видеть брата Лучерту по вечерам под портиком, в тихом
монастырском дворике, который, можно сказать, являлся его постоянным фоном.
Стенами обители победоносно завладел пышно разросшийся плющ темно-зеленых
тонов - плотные щитки его листьев свисали между колоннами, дерзновенно
устремлялись вверх по стене к самому высокому оконцу, образуя фестоны,
гирлянды, а на колоннах - целые капители из листьев, трепещущих при малейшем
дуновении ветерка. Посреди двора - колодезь. А он, сидя под сенью портика,
казалось, погружен в размышления о "понтийской воде" или о "великом
эликсире".[2] Впрочем, если бы он в жил во времена Никола Фламеля,[3] или
Парацельза,[4] недостижимый блеск философского камня не тревожил бы его
снов: ему скорее являлись бы сверхземные лучезарные лики, которые мы видим
на картинах Джотто или Фра Анджелико.[5]

Брат Лучерта любил цветы: сколько заботы, сколько ласкового внимания
уделял он пяти большим клумбам позади церкви! В былые времена на этом клочке
земли монахи рыли себе могилы: лишь местами среди крапивы и дикого овса
пестрели там желтые чистотелы. Но любящая рука брата Лучерты вызвала к жизни
целое племя цветов: отдельные пятна и длинные полосы гераней, пионов,
восточных ранункулов перекрывали яркой звучностью своей алой гаммы нежные
ноты ломоносов, лилий, ландышей; лиловые гроздья сирени были словно ясный
возглас, замиравший в светлой голубизне гиацинтов; кусты роз, хохолки
ванили, пучки резеды, оранжевые тюльпаны, золотистые нарциссы создавали
многоцветную могучую симфонию красок и ароматов, переливно звучавшую под
лучами летнего солнца.
Монах ложился ничком на землю и, почти сливаясь с почвой, ощущал себя
частицей природы, затерянной в ее необъятном чреве. Все кишение, весь трепет
окружающей жизни, все эти неясные шелесты и шорохи баюкали его, усыпляли,
ему казалось, что он, словно соломинка, попавшая в водоворот, уносится
куда-то в едином всепобеждающем потоке живой материи. Ему казалось, что
струящаяся в его жилах кровь не возвращается обратно в сердце, но течет все
дальше и дальше - плавно, длительно, бесконечно: он ощущал, как она, эта
кровь, беспрестанно обновляется в его жилах, словно вытекая из неведомого
далекого родника, в который какое-нибудь прекрасное божество Эллады изливает
амброзию бессмертия.
Так и лежал он в забытьи, раскинув по траве руки. Ему представлялось,
что его тело и есть сама эта плодоносная почва, что из всех его членов