"Юрий Анненков. Повесть о пустяках " - читать интересную книгу автора

занавесом.

- Этот - тоже одиннадцатый, - обращается художник к сидящему. - Десять
(из них десятый - вы) мне уже отказали. Категорически. Десять на одну
папиросу.

Так они познакомились. Человек, подбитый туманом, назвал себя:

- Конструктор Гук. Ученый паек третьей категории.

Они пошли рядом. Конструктор Гук говорит:

- Там, на углу, на воображаемом углу, проектируемом в тумане, мы купим
в складчину коробку спичек, разделим ее пополам. Потому что я тоже прикурил
от прохожего. По моим наблюдениям, одна коробка спичек приходится как раз на
каждого десятого курильщика. Десять человек на одну коробку. Или: одна
коробка на десять человек.

Туман темнеет. Произносимые в тумане слова осыпаются у самых ног
говорящего. В памяти вспыхивают, без видимой связи, лица, числа, картины,
события. В своем непостижимом архиве человеческий мозг хранит
ихвоспоминания - в беспорядке, вперемежку, извлекая наудачу одно за другим и
отбрасывая их в сторону, как листки отрывного календаря. В каждую минуту
настоящего вплетается случайное видение прошлого. Так ткется жизнь.

Они ходят по мертвому городу. Они философствуют, спорят, сражаются,
размахивают руками. Ходят по мертвому городу. В сущности, города нет: есть
туман, хранящий о нем воспоминание. Пространство и время беспредметны. Земля
и небо сливаются в одно грязное, черно-желтое месиво. Они шагают по
небольшой платформе, мощенной булыжником, которая передвигается одновременно
с ними. Платформа окружена беспредметностью. Платформа ловит каждый их шаг,
сойти с нее в беспредметность оказывается невозможным. Это доступно только
встречным прохожим, неожиданно вступающим на платформу и сейчас же сходящим
с нее, чтобы утонуть в тумане, за занавесом. Фонари не зажигаются.
Утверждать, что платформа, мощенная булыжником, все еще ползает по животу
Троицкого моста, затруднительно. Возможно, что она передвинулась на
Васильевский остров. Временами загораются серные спички, купленные в
складчину. События, огромные по своему объему, по глубине содержания, по
драматизму, по выводам, происходят как бы в соседней комнате, за
перегородкой; как бы за сеткой дождя, отвлекающего внимание и заставляющего
думать о другом, о зонтике или калошах. Нераспознанные, едва уловимые
близорукими глазами (люди в большинстве близоруки), распыленные,
несобранные, несброшюрованные романы. Романы, рассыпавшиеся по страницам,
перетасованные, как колода карт. Отрывной календарь - самый захватывающий
вид чтения.

4

В один из зимних дней, сверкавших леденцами на красноватом солнце,
точнее - 1-го января 1900 года, в Плуталовом переулке на Петербургской