"Андрей Аникин. Пятое путешествие Гулливера" - читать интересную книгу автора

еще кто-нибудь, нередко просто чтобы отвести опасность от тебя, и на
беднягу обрушивался град обвинений, одно другого страшнее и нелепее.
Слушать это полагалось со склоненной головой. Если человек не выдерживал и
начинал возражать, дело доходило до ругани и диких оскорблений, а раза два
или три на моей памяти кончалось избиением, на что сверхравный взирал не то
что равнодушно, а с удовлетворением. На видном месте можно было прочесть
изречение Оана: "Если равные считают человека виноватым, то он виноват".
Один раз в неделю мы не работали, а обучались военному искусству. В
этом дне было приятно то, что в дополнение к обычной пище давали по кусочку
свинины с лапшой и по стакану местной водки.
Меня поставили сначала на молотьбу, но я не мог угнаться за молодыми и
опытными молотильщиками. Тогда меня перевели на вывозку навоза, что
получалось у меня лучше: После этого я был на разных работах, порой
тяжелых, порой довольно легких и даже приятных.
Хозяйство, в котором я работал, было большой фермой, где выращивали
маис и лен, разные овощи и масличные растения, держали скот и занимались
некоторыми ремеслами. Многое из того, что мы производили, куда-то увозили,
а нам всегда оставалось только самое необходимое.
В один из первых дней я по наивности спросил своего соседа по работе,
кому же принадлежит ферма. Он испуганно посмотрел на меня, огляделся и
сказал:
- Кому? Равным... государству... Оану...
Эта неопределенность и неизвестность во многом отличала жизнь
эквигомов. Все считалось чьей-то собственностью, но чьей именно - не
говорилось. Официально считалось, что равные и государство - это мы сами,
но мы так же мало ощущали себя собственниками нашей фермы, как
собственниками луны или звезд.
В сколько-нибудь действительном смысле мы не имели совершенно ничего.
Буквально ничего. Даже штаны, рубаха и обувь выдавались в пользование и
подлежали сдаче на тряпье.
Сколько бы человек ни работал, он не мог приобрести никакой
собственности.
Крестьяне, жившие в отдельных хижинах, имели простейшее домашнее
хозяйство - небольшой запас продовольствия и топлива, посуду, утварь. Но
все это не принадлежало им. Они не могли ничего продать, подарить и даже
передать в наследство.
Если человек умирал (а это случалось часто), сверхравные решали, что
из имущества, которым он пользовался, перейдет к детям, а что будет изъято.
В ходу было такое рассуждение. Человек родится голый и ложится в землю
голый. На земле он как бы гость равных, среди которых живет. Они дают ему
взаймы или в аренду орудия труда и предметы пользования. Умирая, он
возвращает все, что получил, все, что осталось неиспользованным.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. КАЗНЬ ДВУКРАТНО-СВЕРХРАВНОГО.
ГУЛЛИВЕРУ НАЗНАЧАЮТ ЖЕНУ

Чиновник, который допрашивал меня в госпитале, и начальник, под чьим
руководством мы изучали премудрость Оана, стояли на низшей ступени
эквигомского сверхравенства. Всего этих ступеней было пять. Появляясь