"Искатель. 1986. Выпуск №6" - читать интересную книгу автора

7

В нотариальной конторе, подписав договор и обменявшись с Глебовым рукопожатием, Пластов попросил владельца завода уделить ему полчаса для разговора где-нибудь на улице. Когда они уселись на скамейку в скверике у Казанского собора, адвокат без обиняков спросил:

— Николай Николаевич, может быть, в последнее время на вашем заводе выпускалось или разрабатывалось что-то особое? Скажем, что-то, что могло вызвать опасение конкурентов?

— Опасение конкурентов… Опасение конкуренции у нас и у других есть всегда. Но ничего, как вы сказали, такого уж особенного, такого, чтобы из-за этого поджигать завод, — у нас не производилось.

— Я слышал о неких генераторах УМО, над которыми работал инженер Вологдин. Они не могли вызвать ничьей зависти?

— Это довольно обычные машины.

— Еще я слышал, в последнее время Вологдин работал на заводе над каким-то изобретением?

— Изобретением? Первый раз слышу о подобном.

— Николай Николаевич, поймите меня правильно: иногда ложь бывает доброй, даже благородной. Но сейчас, когда мы с вами вступаем в схватку, причем очень похоже, в схватку тяжелую, может помешать и она.

Глебов смерил Пластова взглядом, улыбнулся.

— Дорогой Арсений Дмитриевич, посудите сами, какой смысл мне вас обманывать? Во-первых, кто вам сказал об этом изобретении? Неужели сам Вологдин?

— Нет. Признаюсь, услышал я об этом случайно и от человека не очень компетентного.

— Это и видно. Действительно, Вологдин в последнее время на моем заводе работал над усовершенствованием обычного генератора, стараясь довести частоту его тока до нескольких десятков тысяч периодов. Если бы это удалось, в дальнейшем можно было бы использовать такой генератор в радиотехнике. Но поверьте, я пока никаких видимых результатов не заметил. Мне пришлось даже приостановить кредиты. — Глебов развел руками. — Так что, сами видите, до таких громких слов, как «изобретение», еще далеко.

— А… Что вы скажете о самом Вологдине?

— Только хорошее. Очень старательный, способный молодой инженер. Отличный конструктор и расчетчик и, что важно, наделен деловыми качествами. — Побарабанил пальцами по скамейке. — Как вы, надеюсь, поняли из проспекта. И естественно, Вологдин занимает высокое положение на заводе.

— Да, я это заметил. Николай Николаевич, рад, что наши деловые отношения начались. Хотел бы поддерживать с вами все время тесную связь. Как это лучше сделать?

— Завод сгорел, и мне пришлось снять на Литейном временное помещение под контору. — Глебов достал визитку, набросал исправления. — Это около ресторана «Рондо», вот адрес и телефон. Обычно я нахожусь там от девяти до шести. В другое же время рад буду принять дома.

— Спасибо. — Пластов спрятал карточку.

— В контору можете приходить без звонка. Вас будут пропускать вне очереди, и вообще выбирайте любой вид связи, как вам удобней.

— Что ж, тогда последний вопрос: полиция к вам уже обращалась?

— Обращалась. Сразу же после пожара я имел беседу с приставом Нарвской части.

— О чем вы говорили?

— Он задал несколько обычных в таких случаях вопросов, ничего больше. Затем, уже во вторник, в мою новую контору приехал следователь четвертого участка той же Нарвской полицейской части.

— Простите, как вел себя следователь? Вопросы не носили пристрастного характера?

— Нисколько. Наоборот, на мой взгляд, поведение следователя дало понять: он целиком убежден, что это несчастный случай.

— Выходит, вопрос о сторожах и покупке нефти впервые вытащило на свет лишь страховое общество?

— Именно так.

— На будущее, если к вам обратится следователь, скажите, что будете отвечать только в присутствии адвоката, и тут же вызывайте меня.

— Хорошо, так и сделаю.

Простившись с Глебовым, Пластов направился на Морскую, 37, к известному всему Петербургу представительству страхового общества «Россия». Поднявшись на второй этаж, без колебаний открыл дверь, на которой было обозначено:

При виде вошедшего Защипин изобразил радостное удивление, на секунду приподняв над столом обе руки:

— Арсений Дмитриевич, вас ли я вижу? Рад, рад… Прошу! Как ваши дела? Надеюсь, прекрасно!

Подтекст фразы Пластов перевел легко: «Жалкий неудачник, понимаю, ты делаешь безнадежную попытку. Запомни: мое время дорого». Подумал: за этим человеком с непроницаемыми глазками стоит очень многое. Не только поддержка мощной организации, но и сложившиеся обстоятельства. И все-таки посмотрим, кто кого.

— Орест Юрьевич, буду краток. Насколько мне стало известно, в правлении общества есть сомнения по поводу выплаты фирме Глебова страхового вознаграждения?

— Есть, и очень серьезные.

— То есть общество ставит под сомнение непроизвольный и стихийный характер постигшего завод бедствия?

Глаза Защипина ничего не выразили.

— Именно так.

— Я ознакомился с этим делом. Известны мне и ваши претензии к фирме, и так называемые «доказательства», говорящие якобы о преднамеренном поджоге. Пока все, что я узнал, приводит к единственному выводу: фирма «Н. Н. Глебов и K°» не имеет к возникшему на заводе пожару никакого отношения. В силу этого, как лицо, уполномоченное фирмой, я посоветовал бы обществу «Россия» немедленно выплатить оговоренное в страховом полисе вознаграждение.

Защипин улыбнулся:

— Браво… Наступление — лучшее оружие? Но у нас прямо противоположное мнение.

— Подождите, я не договорил. Я предлагаю страховому обществу не совершать опрометчивых поступков. В противном случае… — Пластов нарочно замолчал.

— Что же будет в противном случае?

— В противном случае, дорогой Орест Юрьевич, я буду вынужден выдвинуть против страхового общества «Россия» иск и начать процесс, который безусловно будет выигран. Как вы отлично понимаете, это значит — общество «Россия» понесет серьезные материальные потери в виде судебных издержек.

Защипин откинулся на стуле.

— Арсений Дмитриевич, у меня не так много времени, как вы думаете, поэтому коротко изложу основную позицию общества «Россия» по этому поводу. Она проста и убедительна: есть ряд абсолютно неопровержимых доказательств, что завод был подожжен с целью получить страховку. Мы предъявили эти доказательства фирме «Н. Н. Глебов», предложив ее руководству полюбовное соглашение: отказ от страховки со стороны фирмы Глебова и отказ от судебного процесса — с нашей. Боюсь, если отказа от страховки не последует, мы просто вынуждены будем начать тяжбу. Другого выхода у нас нет.

— Я хотел бы задать еще один вопрос.

— Слушаю.

— Не кажется ли вам странным одно обстоятельство: пожар случился в воскресенье, сегодня четверг… Для того чтобы выяснить, хотя бы приблизительно, причину возникновения пожара, нужно как минимум дней десять, так ведь?

Защипин бесстрастно ждал, Пластов продолжил:

— И то при условии необычайно расторопной работы. Но получается — доказательства, которые доверенное лицо общества «Россия» предъявило Глебову в среду утром, вы имели уже во вторник. Такая расторопность настораживает, а, дорогой Орест Юрьевич?

Юрисконсульт отставил пресс-папье.

— Не вижу в этих обстоятельствах ничего странного. Любое страховое общество, и уж тем более такое, как наше, имеет право действовать расторопно. Оно вправе также принимать любые меры, защищающие его интересы.

— Значит ли это, что у вас на заводе Глебова были осведомители?

— Неплохо, неплохо, Арсений Дмитриевич. Есть еще порох в пороховницах. Что ж, отвечу: осведомителей мы не держим, вы это отлично знаете. Что же касается доказательств поджога, уверяю вас — их ничего не стоило получить в понедельник утром. Но! — Защипин на секунду поднял палец. — Так как мы не любим основываться на слухах, то лишь заглянули в тот же понедельник в конторские книги. Там были скрупулезно зафиксированы все доказательства. Вы удовлетворены?

Пластов подошел к двери и, взявшись за ручку, остановился.

— Орест Юрьевич, доказательства, которые, как вы выразились, можно получить, лишь мельком глянув в конторские книги и часок постояв среди рабочих, не удовлетворят ни суд, ни экспертов. И вы это отлично знаете. Я прощаюсь и на прощанье хочу сказать: главной бедой в процессе, который будет начат против страхового общества «Россия» и, вне всякого сомнения, выигран, окажутся не судебные издержки. Главным убытком станет моральный, а значит, и материальный урон, который понесет страховое общество, потеряв после процесса тысячи потенциальных клиентов. Имею честь. — Кивнув, он вышел из кабинета.

От Морской Пластов доехал по Невскому до Садовой я там пересел на трамвай, идущий к Петроградской стороне. Кажется, первый его поединок с Защипиным не принес перевеса ни одной из сторон, и все-таки он добился того, чего хотел. Теперь, если характер неторопливого и осторожного Защипина не изменился, вряд ли иск будет возбужден в ближайшие десять дней. Значит, у него есть время.

Сойдя на Петроградской, Пластов вошел в то же самое кафе на Большом проспекте, сел у окна и стал ждать. Сегодня ему повезло: минут через сорок в дверях конторы Трояновского он увидел Тиргина. Выйдя из кафе, Пластов перешел улицу и двинулся навстречу. Столкнулись они через несколько шагов; Пластов тут же изобразил радостное удивление. Тиргин вздрогнул:

— Арсений?

Так как он не ожидал увидеть бывшего сокурсника, то растерялся — и Пластов это отлично понял.

— Владимир! Тебя ли я вижу! Вот это встреча! — Картинно заиграв бровями, он стиснул руку помощника адвоката, потащил за собой, не давая опомниться. — Это просто судьба… Выглядишь ты на редкость прекрасно… Ну-ка, давай, давай в это кафе. — Он втащил Тиргина в кафе, усадил за столик. — Ну как? Что нового? Да не молчи ты, Владимир, ради бога! Что с тобой?

Тиргин вымученно улыбнулся:

— Нет… Ничего… Просто устал немного сегодня… Ты… что сейчас делаешь?

— В каком смысле?

Тиргин вгляделся, не понимая, издевается ли над ним Пластов или говорит серьезно.

— Ну, ведешь ли ты, к примеру, какое-то дело?

— Дело? Нет. Наоборот, совершенно без работы. — Пластов изобразил крайнюю заинтересованность, сказал шепотом: — Слушай, Владимир, может, что-нибудь подкинешь? Ты ведь большой человек, а? Служишь у «старика»? Я ведь знаю, там всегда есть чем подкормиться? Да не молчи ты, Владимир, ради бога, ну? Какую-нибудь пустяковину, бракоразводное что-нибудь, учти, мы люди не гордые? А я со своей стороны, уж не волнуйся, в долгу не останусь? А, Владимир?

Тиргин молчал, все еще не понимая, далеко ли здесь до шутки. Продолжая улыбаться, Пластов резко переменил тон, зло прищурился:

— Это ты подослал ко мне Глебовых?

— Я? Арсений! Это совсем не то! Да я…

— Что — я?

— Я просто хотел тебе помочь!

— Запомни, Тиргин, ты еще младенец, чтобы меня обманывать! Помочь?

— Но я не обманываю, клянусь тебе!

— Обманываешь, обманываешь. Слушай: Трояновский по какой-то причине отказался вести дело Глебова. Так как ему важно было, чтобы, обратившись к другому адвокату, Глебов дело все равно проиграл, он подучил тебя сплавить клиента мне. Что ты, ничтоже сумняшеся, и сделал.

— Арсений, клянусь, ты ошибаешься! Все не так, сейчас я тебе объясню!

— Он объяснит… Слушай, зачем ты шпионил, когда первый раз подослал ко мне Глебова?

— Я не шпионил!

— Да? А кто стоял внизу в подъезде? Может, и когда Лиза пришла, ты тоже стоял?

— Да нет! Это так получилось! Я хотел убедиться…

— В чем ты хотел убедиться?

— Что Глебов придет к тебе.

— Зачем?

Тиргин вытер платком шею:

— Затем, что я волновался.

— Что это тебя так взволновало?

Официант поставил кофе и ушел. Тиргин спрятал платок.

— Ты не даешь мне говорить, Арсений. Дай мне сказать.

— Пожалуйста, говори.

— Так нельзя. Нужно поговорить спокойно.

— Говори, я слушаю?

— Дело в том… — Тиргин тронул чашку. — Дело в том, что у меня особые отношения с семьей Глебовых.

— Какие?

— Ну… Я бываю у них и… В общем, на днях я собираюсь сделать Лизе предложение.

— Ага. Ну и что дальше?

Тиргин сделал большой глоток, поставил чашку.

— Дальше… Ты что, не понимаешь? После этого пожара Николай Николаевич может лишиться всего состояния. Всего… А Трояновский не хочет вести процесс. Ну и…

— Почему не хочет?

— Не знаю.

— Врешь!

Тиргин покачал головой:

— Арсений, клянусь тебе, я не вру. Я в самом деле не знаю, почему Трояновский отказался!

Пластов внимательно посмотрел на него, кивнул:

— Хорошо, допустим. Что дальше?

— Дальше я отлично понимал: если отказался сам Трояновский, спасти Глебовых может только что-то особенное. Надо было искать выход, и я понял: единственный, кто в сложившейся ситуации может им помочь, — ты. — Тиргин поднял глаза. — Это в самом деле так, Арсений.

— Дальше.

— Дальше, когда я узнал, что ты отказал Глебову… — Тиргин замолчал.

— Понятно. Дальше ты напустил на меня Лизу.

— Я не напустил! Я просто поговорил с ней. Она ведь умная барышня и… — Тиргин замялся.

— Что «и»?

— Ну, Лизу нельзя, как ты выражаешься, «напустить». Она все делает как сама считает нужным.

— Ладно, допустим.

— Ты должен мне верить.

— А ты — объяснить, почему от дела отказался Трояновский.

Тиргин усмехнулся:

— Арсений… Неужели ты думаешь, я стал бы это скрывать? Клянусь, понятия не имею. Что-то повлияло на него, но что, не знаю.

— Это-то — работая с ним без малого двенадцать лет?

— Ну и что? Ты не знаешь его скрытности. Это просто чудовище какое-то, сфинкс. Если он захочет, из него крохи не выцарапаешь. На том и держится, мне ли тебе объяснять…

Пластов медлил, изучая Тиргина.

— Хорошо. Будем пока считать, я тебе верю. Пока. И запомни, если я узнаю, что повлияло на Трояновского, это очень может помочь Глебову. Впрочем… — Усмехнулся. — Впрочем, я забыл, ты здесь не помощник.

— Арсений, это ты совершенно напрасно. Клянусь, если я что-то выясню…

— Не выяснишь, не клянись. Карьера для тебя дороже.

— При чем тут карьера?

— При том. Да и, ты прав, Трояновский кремень, каких мало.

— Так ты… взялся за это дело?

— Взялся, взялся.

— Что, официально?

— Да, официально.

Расплатившись, Пластов вышел из кафе. Уже на улице Тиргин догнал его:

— Запомни, Арсений… Я не строю из себя подвижника, но…

— Но?

— Если что, я к твоим услугам. — Поймав насмешливый взгляд Пластова, добавил: — В известных пределах, конечно. Ты слышишь?

— Слышу, — буркнул Пластов. Он посмотрел вслед затерявшемуся среди прохожих Тиргину и повернулся: сегодня нужно было обязательно увидеть еще одного человека.

Этим человеком был директор-распорядитель завода Гервер.

В кабинете Гервер показал Пластову на кресло, сам же, отвернувшись, встал у окна. Сказал скрипучим голосом:

— Вы знаете, господин Пластов, у меня есть любимая поговорка. Мне неинтересно, что вы делали. Для меня важно знать, что практически дала ваша деятельность, каков ее итог? Так вот, итог деятельности нашей фирмы весьма печален. Полный провал, уничтожение всего, чему мы отдали большую часть жизни. Лучшую ее часть. Понимаете, тут и моя вина, я недоглядел. Я ведь директор-распорядитель, моя задача — вникать в каждую мелочь. А упустил из виду я именно мелочь… А ведь видел, видел… Чувствовал: лето, жара, на заводе полно нефти. Надо было организовать людей, рассредоточить горючее, убрать прессшпан. Все думал: завтра, послезавтра, через два дня. Вот и дождался. К тому же я поссорился с Глебовым… Вам это что-нибудь говорит? С тем самым Глебовым, с которым я проработал бок о бок больше десяти лет.

— И… это произошло из-за пожара?

— Да, из-за пожара. Из-за того, что Николай Николаевич… хм, будем говорить так: не очень корректно использовал сложившуюся на заводе обстановку. Простите, господин Пластов, я не хотел бы больше касаться этой темы, но… Но некоторые мои представления подверглись пересмотру. Боже мой, боже мой. У нас были заказы, на заводе подобрался отменный коллектив специалистов, мы были готовы расширять производство, строить новый цех… А, что говорить. Мы смело брались за все новое. Мы дерзали. Чего стоила одна наша испытательная станция! А генератор Вологдина? — Гервер щелкнул пальцами. — Всего этого теперь нет.

Пластов сделал вид, что впервые слышит о генераторе:

— Простите мою неосведомленность, но… Было бы любопытно знать, что это такое? Этот самый генератор… Вологдина, вы сказали?

Гервер будто не замечал его, глядя в одну точку. Пожал плечами:

— Что это такое… Как неспециалисту вам трудно будет понять.

— И все-таки? Что это, генератор УМО?

— При чем тут УМО… УМО — это так, семечки. Вы можете себе представить, что такое тридцатикратная прибыль?

— Ну… если сделаю усилие.

— В процентах это будет три тысячи процентов чистой прибыли. Представляете? Три тысячи!

— Да, цифра внушительная. Что… ее должен был принести этот генератор?

— Уже принес! Уже! Принес бы, если бы не пожар!

— Как я понимаю, этот… генератор Вологдина сгорел?

— Сгорел? Да, к черту весь сгорел, к черту! Остался один кожух! От обмотки, ротора, статора — ничего, ни крупинки! Все превратилось в прах!

Пластов попытался понять, что означают все эти разноречивые сведения о некоем генераторе Вологдина. Мелькнуло: Гервер единственный, кто сказал ему об этом генераторе прямо. Субботин и Вологдин хотели скрыть сам факт существования генератора, Глебов же пытался всячески этот факт замазать. Возможно, этот таинственный генератор никак не связан с пожаром, но для него, да и для любого адвоката, исчезновение некоего ценного изобретения при пожаре могло бы стать важной деталью при защите.

Расставшись с Гервером, Пластов решил отложить беседу с Вологдиным до завтра и поехал домой. В квартире, на кухне, нашел заботливо приготовленный ужин и придавленную сахарницей записку:

Прочитав записку, причем с особой теплотой — последнюю строчку, Пластов принялся за «ежики». Закончить ужин он не успел — раздался звонок в дверь. Это был Хржанович.

После того как усталый ученик плюхнулся на стул, Пластов прежде всего заставил его доесть все, что осталось в кастрюле, и налил чаю.

— Ну что? Ушел от смерти?

— Арсений Дмитриевич, какая там смерть, все было тихо. Только вот… — Хржанович с досадой цокнул языком. — Узнать я почти ничего не узнал. Собака была убита при непонятных обстоятельствах. Дворник утверждает, что три или четыре ночи перед пожаром она лаяла без причин. Он выходил к будке — там никого не было. На ночь же с субботы на воскресенье он нашел ее с размозженной головой. Вот и все.

— Узнал, кому принадлежит пустырь около завода?

— Я опросил нескольких жителей дома, а также окрестных дворников. По их словам, пустырь принадлежит городским властям. Когда в четвертом участке Нарвской части я попросил показать прикрепительную, чиновник дать мне ее отказался, хотя тоже уверял, что пустырь — собственность города. Далее, жена Ермилова объяснила, что муж ушел с завода, получив более выгодное предложение, теперь он служит на какой-то ферме. Обещал выслать ей адрес.

— Обещал — в письме?

— Нет, перед тем как уехать. Писем она от него не получала, получила только денежный перевод — двадцать рублей.

— Давно?

— Около недели назад.

— Что ж, хоть что-то… — Пластов задумался. — Вот что, Вадим, придется тебе заняться поисками Ермилова вплотную. Бывший сторож нам очень нужен.

В спальне, уже раздевшись и накрывшись одеялом, Пластов услышал телефонный звонок. Снял трубку.

— Пластов слушает.

Голос был тихим, как ему показалось, говорили шепотом:

— Арсений Дмитриевич, простите, что звоню так поздно… Это Лиза Глебова, вы помните?

— Да, Лиза, конечно, слушаю вас… Что-нибудь случилось?

— Я вам звонила днем, но вас не было… Я помню, вы предупреждали, никто не должен знать… Сейчас у телефона никого нет, поэтому я звоню…

— Что случилось?

— Сегодня у папы был один человек… Отец его не принял… Так вот, этот человек обязательно хочет со мной встретиться… Как я поняла, это из-за отца… Сейчас нет времени объяснять… Я хотела спросить, нужно ли мне встречаться с этим человеком?

— Прежде всего, что это за человек?

— По-моему, журналист. Фамилию не помню, то ли Киреев, то ли Корчеев… Он оставил визитную карточку, но она лежит у отца.

Не хватало еще журналиста, подумал Пластов. В трубку же сказал:

— Очень хорошо, Лиза, что вы мне позвонили. Ничего пока не предпринимайте, завтра мы должны обязательно встретиться. Вы можете?

— Могу. Когда?

— Лучше пораньше, скажем, часов в одиннадцать утра. Вас устраивает?

— Устраивает, я встаю рано. А где?

— В каком-нибудь известном нам обоим и неприметном месте. Какое кафе в центре вы знаете?

— Ну… я не очень их знаю. На Владимирском, по-моему есть «Коломбина»? Ой, сюда идут…

— Понимаю. Значит — завтра в одиннадцать в «Коломбине». Да, если удастся, попробуйте заглянуть в визитную карточку. Мне хотелось бы знать фамилию журналиста.

— Хорошо… Всего доброго, извините…

Уже засыпая, Пластов все думал: что могло быть нужно журналисту от владельца сгоревшего завода?