"Ежи Анджеевский. Никто" - читать интересную книгу автора

Евмей, правда, мечтал когда-то, что если Одиссей вернется, то наградит
его за верную службу своими милостями, участком земли и женою, но раз уж все
произошло таким удивительным, почти сказочным образом, он решил по-прежнему
остаться жить в своей убогой хижине, питаться хлебом и сыром, ячменными
лепешками и вином, изрядно разбавленным водою, да спать на расстеленных на
глинобитном полу козьих шкурах. В повседневных трудах его изменилось лишь
то, что он не только с согласия, но и по желанию своего господина зорко
следил и умело распоряжался всем огромным имуществом Одиссея, время от
времени проведывая стада коров, овец и коз, пасущихся на равнинах. В таких
прогулках по разбросанным там и сям хуторам его сопровождал пастух Ноемон,
осиротевший в раннем детстве его воспитанник, теперь четырнадцатилетний
отрок. Он жил в хижине своего благодетеля, деля с ним ложе из козьих шкур.
Одиссей любил навещать Евмея. Он ценил старика не только за долгие годы
верной службы, но и за то - возможно, особенно за то, - что в его хижине
нашел первое убежище, когда, оказавшись на острове, то есть как бы достигнув
предела своих странствий, он к этой хижине направил первые свои шаги, и
именно свинопас, хотя и не узнавший господина под лохмотьями нищего, был
тем, кто накормил его и дал приют на ночь. Ноемона тогда там еще не было.
Одиссей всегда посещал Евмея под вечер - этот час тишины и бодрящей
прохлады, навеваемой близящейся ночью, напоминал ему тот вечер, да и Евмей,
тоже оживляясь от воспоминаний, неизменно потчевал царя тем же ужином. Едва
успев поприветствовать гостя, старик спешил в хлев и выбирал самого
откормленного поросенка; зарезав его, выпотрошив и осмолив, он насаживал
тушу на вертел, чтобы приготовить сочное жаркое, и когда нежное мясо уже
шипело, посыпал его белою мукой и подавал сидевшему на скамье у хижины
гостю, а в деревянный кубок щедро наливал темное душистое вино из итакского
винограда.
Когда бы Одиссей ни пришел, он заставал Евмея сидящим возле хижины.
Потому-то и удивился он, зайдя однажды раннею весной в усадьбу Евмея и
увидев вместо него сидящего на скамье Ноемона в коротком хитоне, туго
стянутом в поясе ремнем. Теперь юноше было лет шестнадцать, и, когда он при
виде гостя поднялся, от статной его фигуры повеяло свежестью и красотой
молодости. Волосы у него были золотистые, глаза зеленые, продолговатые,
слегка косящие, взгляд внимательный, чуткий и вместе с тем вопрошающий.
Жадность и холод были в его глазах.
- Ты Ноемон? - сказал Одиссей. - Давно я тебя не видел.
- Привет тебе, божественный муж, - низко поклонился юноша.
Но когда выпрямился, в его глазах не было и тени смущения или
покорности.
- Почему не Евмей приветствует меня? - спросил Одиссей. - Неужто он еще
не завершил свой трудовой день?
- Он занемог, - отвечал Ноемон. - Велел перед тобой извиниться, что не
может встать и приветствовать тебя.
- Он болен?
- Да, болен, но в сознании.
- Проведи меня к нему, Ноемон! Впрочем нет, я сам пойду.
- Исцели его, господин, - сказал юноша.
Одиссей, уже на пороге хижины, остановился - в голосе юноши ему
послышалась не просьба, но скорее приказ.
- Ты думаешь, я обладаю силой, присущей лишь богам?