"Ежи Анджеевский. Никто" - читать интересную книгу автора

Испанию, край сардов, рубежи
Всех островов, раскиданных широко.
Уже мы были древние мужи,
Войдя в пролив, в том дальнем месте света,
Где Геркулес воздвиг свои межи,
Чтобы пловец не преступал запрета...[4]

Но хотя у божественного безумца из Флоренции Одиссей так строго осужден
на вечные муки, он словно бы следовал заветам Колумба - побуждаемый жаждою
знаний, он преступает устрашающую границу, выплывает в необозримые и
неизведанные морские просторы, направляясь на юго-запад, и после пяти
месяцев плавания, когда они увидели на горизонте огромную гору, - внезапный
порыв ветра опрокинул их судно, которое погрузилось в "вечную пучину".
Действительно ли столь неясно обозначенная цель, едва названная
потребность поисков знания выгнала Одиссея из дому, оторвала от близких, от
царской власти и достатка, обрекая на тяжкие труды и неизвестный жребий?
Трудно поверить, что муж столь осмотрительный и благоразумный позволил себя
увлечь слепой жажде перемен. И уж вовсе неправдоподобно было бы изображать
Одиссея неким Фаустом, который предавался опытам ученой алхимии, чтобы в
конце концов прельститься глупой молодостью или же, во второй половине XX
века, посвятить себя священническому служению. Нет, нет! Совсем другие
чувства и переживания, другие обстоятельства заставили Одиссея покинуть
Итаку, к которой он, преодолевая столько препятствий, так упорно стремился
целых десять лет. Конечно, можно предположить, что трезвый ум Одиссея
помутило внезапное затмение, особенно, когда этот прирожденный авантюрист и
соблазнитель достиг преклонных лет. Но что бы ни произошло во время его
последнего путешествия, предпринял он его, бесспорно, с полным сознанием
того, что затевает нечто немыслимо трудное, и все же как парусам необходим
ветер, так и ему - чтобы жить - это необходимо, причем безотлагательно.
Пожалуй, особенно чувствительные слои этой тайны затронул великий
греческий поэт первой половины нашего века Константинос Кавафис в
стихотворении "Итака":

Если задумаешь ты до Итаки добраться,
сам ты себе пожелай, чтобы плаванье длительным было,
чтоб приключений в нем было побольше, чудесных событий.
И не страшись лестригонов, ни злобных циклопов,
ни Посейдона гневливого. Ты никогда
их на дороге своей, о поверь мне, не встретишь,
если твой ум будет полон мыслей высоких,
если и дух твой и тело, от зла удаляясь,
пошлых стремлений добычей вовеки не станут.
Ни лестригонов, ни злобных циклопов,
ни Посейдона лютующего не увидишь
ты никогда, если в недрах своей же души их не прячешь
и, сотворив их, твоя же душа пред тобой не поставит.

Мы вправе предположить, что поэт имеет в виду не общеизвестное
странствие Одиссея, начавшееся у стен побежденной и сожженной Трои, а
путешествие, которое он мог бы - а возможно, даже должен был - совершить. Но