"Ежи Анджеевский. Врата рая" - читать интересную книгу автора

благословит меня и простит мой грех, я останусь со своей любовью, но не во
грехе, она почувствовала себя очищенной этой минутой прощения, минутой,
которая еще не наступила, но вот-вот должна была наступить, и подумала,
вдруг охваченная страшным волненьем: когда придет долгожданный день и перед
нами распахнутся врата Иерусалима, распахнутся легко и беззвучно, потому что
будет нас тысяча тысяч, и все колокола будут звонить, тогда, едва мы
приблизимся к Гробу Господню, навечно избавленному от насилия и неволи, он
подойдет ко мне, возьмет мою руку в свою и скажет: тебе, дорогая Мод, я
обязан тем, что дети из Клуа выслушали меня и пошли за мной, ты первая
поверила мне и встала рядом, ты все время была со мной, и сейчас, когда
наконец свершилось то, к чему призвал Господь, я могу сказать тебе, Мод: я
тебя люблю, я всегда тебя любил, Мод, вначале я любил тебя, как сестру, но
давно уже люблю, как мужчина женщину, я люблю тебя, Мод, люблю только тебя,
милая, светик мой, ласточка моя, глаза Мод налились слезами, и она уже не
видела ни босых отекших ступней исповедника, ни бесшумно плывущих рядом
отблесков и теней, ни даже собственных ног и скорее почувствовала, чем
заметила движение большой и тяжелой руки, начертавшей над ее головой знак
креста, отпускаю тебе, дитя мое, твои грехи, - устало произнес исповедник -
и не требую покаянья, ибо кажется мне, если я хоть что-нибудь смыслю в
людских делах, что твоя любовь и так тяжкий грех, да сжалится над тобой
всемогущий Бог и да позволит он, чтобы Христос, ко Гробу которого ты идешь,
занял главное место в твоей душе, во имя Отца и Сына, и Духа Святого, аминь,
Мод, по-прежнему с глазами, полными слез, наклонилась, чтобы поцеловать руку
старого человека, большую натруженную руку, покрытую огрубелой, шершавой и
жесткой кожей, целуя эту огрубелую, шершавую и жесткую руку, она подумала:
сейчас он уйдет, и я останусь наедине со своей любовью, исповедник, уже
чужой и далекий, продолжал идти вперед, с трудом переставляя босые ноги, а
она стояла на месте одна, уже оторвавшаяся от этого человека, но еще не
замешавшаяся в толпу теней, которые постепенно становились живыми людьми,
она подумала: он возьмет меня за руку, и минуту спустя, уже не видя теней,
но чувствуя себя окруженной живыми телами, подумала: этого никогда не
случится, он никогда меня не полюбит, она увидела, что мимо ровным спокойным
шагом проходит Робер, увидела его сильные руки и темные волосы, он весь был
воплощенье надежности, уверенности и покоя, я никогда не полюблю его, -
подумала Мод едва ли не с сожаленьем, и тут ей вспомнился недавний вечер,
когда она тщетно упрашивала Жака прийти в Клуа, потому что той ночью в
деревне должны были играть свадьбу ее сестры Агнессы, они стояли у шалаша,
на лугу перекликались сгоняющие с пастбища коров пастухи, в глубине леса
закуковала кушка, я тихо сказала: я думала, ты хоть немного любишь меня, он
сказал, улыбнувшись: я тебя люблю, снизу донесся голос Робера, кричавшего:
Мод, тебя зовет Робер, - сказал Жак, я воскликнула: ох, Жак, почему ты не
такой, как все? он смотрел на меня, словно не понимая, что я хочу сказать,
ты всегда такой задумчивый и далекий, - сказала я, - ты не любишь людей?
люблю, - ответил он, но ты сторонишься их, почему? он уже не смотрел на
меня, смотрел куда-то вбок, потом сказал: не знаю, тебе не скучно всегда
одному? - спросила я, он едва заметно покачал головой, и грустно тебе не
бывает? иногда, - сказал он, все еще глядя вбок, опять Робер крикнул: Мод,
он ждет тебя, - сказал Жак, тогда я подумала: он никогда меня не полюбит, и,
испугавшись, что расплачусь, повернулась и бросилась бежать, Робер ждал на
краю пастбища, я пробежала мимо него и остановилась лишь, когда он меня