"Гвардеец – Дороги Европы" - читать интересную книгу автора (Данилов Дмитрий Мастерович)

Глава 19

Не скажу, чтобы новое назначение сильно меня обрадовало. Всё-таки должность канцелярская, а быть штабной крысой не комильфо. Я должен постоянно находиться при командире, а во время учений и битв работать 'связистом': передавать приказы подполковника или майоров. Такой вот 'беспроволочный' телеграф. Бирон, догадавшись о мучавших меня сомнениях, быстро их развеял:

– Барон, у меня много офицеров, которые умеют командовать, но куда меньше тех, кто способен думать. Ваша светлая голова принесёт куда больше пользы, если вы будете рядом со мной.

– А как же Миних? Нам по-прежнему придётся согласовывать с фельдмаршалом каждый чих?

– Сразу с двумя фельдмаршалами, – пояснил Бирон. – И с Минихом, и с Ласси. Они прибыли в Петербург для обсуждения плана войны на следующий год. Императрица недовольна большими потерями в армии и изволит гневаться: от голода и болезней мы потеряли около тридцати тысяч человек, в то время как убитыми в бою в пятнадцать раз меньше. Миних даже прислал челобитную об отставке, просит поставить во главе армии фельдмаршала Ласси.

– Неудивительно при таком раскладе. А что Ласси, согласился взять командование на себя?

– Если бы, – фыркнул Бирон. – Ласси тоже отправил императрице прошение, чтобы его отстранили от должности и перевели в Ригу. Пишет, что уже четыре года не бывал в своём доме и не видел семьи. Императрица посчитала поступок полководцев оскорбительным и дала отказ. Так что всё осталось на своих местах. Правда, Анна Иоанновна подумывает о заключении мира. Я слышал об этом от Остермана.

Я попросил у подполковника немного времени на раздумья. Бирон отпустил меня со службы, велев с завтрашнего утра прибыть к нему в штаб.

Дома я напился горячего кофе, завалился на кровать и стал размышлять. Под барабанящий дождь думалось хорошо.

В печке потрескивали дрова, я глядел на пляшущие огоньки, и представлял, что вижу в пламени настоящее сражение, в котором сошлись две грозных силы. Стреляли пушки и ружья, клубился дым, стелясь по земле, со свистом летели ядра и пули, шли в штыковую атаку солдаты, взрывались и лопались на осколки гранаты, рубились всадники, падали продырявленные знамёна, текли реки крови. А что потом? Зола, пепел…

Первоначальный замысел войны заключался в возвращении России Азова, некогда потерянного Петром Первым в результате неудачного Прутского похода. Тогда туркам удалось окружить русскую армию. По легенде, чтобы выторговать мир и спасти мужа и войска, жена Петра – Екатерина – продала все свои украшения и подкупила турецких военачальников.

Нынче всё по-другому. Цель достигнута, Азов наш. Стоит лезть дальше? Из истории я помню, что Крым удалось завоевать лишь при Екатерине Второй. Выходит, кампания обречена на неудачу. Обидно знать об этом и не иметь возможности рассказать тем, кто может вмешаться в ход событий. Да уж, Нострадамус недоделанный.

Если императрица и впрямь против продолжения войны, что заставило её изменить мнение? Полководцы?

Миних и Ласси явно разочарованы результатами, оба наперегонки рвутся покинуть ответственные кресла. Логично, они изрядно обожглись, понимают, что трудностей впереди ещё больше, на помощь союзников не стоит рассчитывать. Австрийцы до сих пор не спешат лезть в бучу, выжидают. Наши дипломаты уже замучались напоминать о заключённом десять лет назад договоре. Свою часть обязательств Россия выполнила, отправив на помощь цесарцам армию, во время Рейнской кампании. Тогда мы вместе бились с французами. Пришло время возвращать долг, но Австрия до сих пор осторожничает.

Ещё одни союзники – персы – стали воевать, прямо скажем, без особого огонька, хотя начинали неплохо. Теперь они шантажируют нас, грозясь заключением мирного договора с Турцией, если мы не пойдём на уступки в Закавказье.

Получается, что России придется сражаться в одиночку. Нам, конечно, не привыкать обходиться исключительно собственными силами, но разве обязательно при этом платить щедрую дань тысячами человеческих жертв? Бабы солдат нарожают, это верно, однако человеческий ресурс надо беречь.

Согласен, называть людей ресурсами верх цинизма, но хотя бы на какое-то время попробуйте удержаться от морализаторства. Лучший способ угробить армию – поставить во главе её белого и пушистого командира. Тогда счёт потерь пойдёт на миллионы. Так что побуду циником. Глядишь, удастся кого-то спасти.

Плохой мир сейчас гораздо лучше любой (подчёркиваю) войны с турками. Миних после серьёзной неудачи, покидает партию ястребов. Надолго или нет, не знаю, но сейчас его настроение отнюдь не боевое. На пустом месте челобитные об отставке не пишутся. Значит, припекло крепко.

Хотя, если императрица его накрутит, бравый фельдмаршал снова с утроенной энергией начнёт готовить следующий поход. Так, скорее всего и было в реальной истории, в той, где не существовал Игорь Гусаров, перенесённый в тело Дитриха фон Гофена. Собственно, и барон к тому времени уже больше года гнил в земле.

На уроках истории и литературы мне много приходилось спорить о роли личности в истории. Я считаю, что один человек способен повернуть развитие страны в абсолютно другое направление, и никакие исторические законы не смогут ничего с этим поделать. Пусть первый толчок будет совсем маленьким, но приданого ускорения может хватить на преодоление любой орбиты и выход в открытый космос.

Кто ещё способен повлиять на Анну? Попробую разложить имеющиеся карты в пасьянс.

За внешнюю политику России отвечает вице-канцлер Андрей Иванович Остерман. В данном случае он представляет партию 'голубей', с самого начала выступал против войны, и только 'ястребиный' пыл Миниха победил все придворное влияние и дипломатические таланты Остермана. Но фельдмаршал сник, и вице-канцлер может расправить крылья. Тем более, австрийцы, к которым Андрей Иванович испытывает большие симпатии, отнюдь не спешат с началом боевых действий. Похоже им пока не до войны. Да и действует наша армия в тех краях, где австрийцы воевать не собирались. Их внимание сконцентрировано на Балканах. Что же, флаг вам в руки, господа цесарцы, оставьте вечный европейский пороховой погреб себе. Нам не жалко. Вот уж чего точно не надо России, так это не пойми с какой целью в отдалённом будущем выручать из беды разнообразных 'братушек', от которых никакой пользы, кроме неприятностей.

Фаворит и любовник Бирон? Ему-то, какая от войны выгода? Если побеждаем, тогда да, приятно, а, если только зря теряем огромные средства и людей? Проигравших никто не любит. А сейчас, когда решается вопрос, станет ли Бирон герцогом Курляндии, тем более. Шансы на победу выглядят достаточно скромно. Если красочно обрисовать все плюсы и минусы, вряд ли он загорится желанием воевать дальше. Синица в руках намного предпочтительней шустрого журавля в небе.

Кого-то другого, способного навязать императрице своё мнение, я больше не вижу. Тогда: да здравствует мир с Турцией и желательно на наших условиях. Диктовать их позволят некоторые успехи русской армии, развивать которые пока рано.

Даже, если Миниху удастся захватить Крым целиком, сумеем ли его удержать? Кругом степь и лишь вдоль берега моря узенькая полоска пригодной для нормальной жизни земли. Боюсь, такой орешек будет не по зубам. Куда проще нарезать Крым небольшими ломтями. Отхватили чуток, закрепились, выстроили опорные пункты, города, наладили систему магазинов с провиантом, фуражом, оружием, обмундированием.

С подготовленных рубежей атаковать легче, чем преодолевать марш-бросками огромные расстояния по выжженной степи, где почти нет рек с пресной водой, а колодца отравлены неприятелем. И ещё желательно, иметь флотилию, способную плавать в неглубоком Азовском море. Дальнейшие планы строить только на основе глубокого взаимодействия армии и флота.

По-моему вполне логично. Пусть Крым покорится не сразу, зато с меньшей кровью. На мой взгляд, это очень важно. Империя будет прирастать новыми землями, обязательно, но брать их мы будем с умом, не с дикого нахрапа, а после тщательно продуманных комбинаций. Где-то умом, где-то хитростью, а где-то и силой, если понадобится, конечно. В идеале было бы, если в империю стали сами проситься. Вот только принимать будем не каждого.

Ничего не забыл? Ага, вспомнил: эпидемии. Они способны выкосить любую армию, даже хорошо обученную и прекрасно экипированную. Значит ли это, что мы не в состоянии бороться? Отнюдь. Под лежачий камень вода не течёт, так что мы потрепыхаемся. Здесь главная ставка на медицину: прививки, лекарства. В конце концов, массово внедрить элементарные представления о санитарии и гигиене. Зачем плодить вшей под обсыпанными мукой париками, снимать мундиры с мертвецов и одевать на здоровых? Работы – поле непаханое.

Теперь снова вернусь к гранд политик. Восток дело тонкое, прав товарищ Сухов, ой как прав. Подходить надо деликатно и во всеоружии. С Европой куда понятней и проще. Даже сражаться, и то удовольствие. Понятно, что война в кружевах бывает только в кино, но, может, имеет смысл обратить взор на то, что плохо лежит в каких-то двух шагах от нашей европейской границы?

Я вспомнил о недавней поездке в Польшу. Если хорошенько тряхнуть, Речь Посполитая обрушится к нашим ногам как перезрелый плод. Прусский король уже пару лет шутит, что Польша стала калиткой для России, наши войска преспокойно перемещаются туда-обратно через её земли. Чего мы теряемся? Время больших батальонов пришло. Отстрижём ими как ножницами лакомый кусочек польской территории.

Теперь подумаем, кто может за неё вступиться. Французы в поддержку своего кандидата на королевский трон расщедрились лишь на несколько батальонов десанта, вряд ли они позволят втянуть себя в полномасштабную войну. Ну, побурчат немного, как без этого. На этом всё закончится. Ни Лиги Наций, ни ООН, ни ПАСЕ не существует, так что нехороших русских даже выгнать неоткуда.

Англия интересов в Польше не имеет, жителям Туманного Альбиона выгодно поддерживать с московитами хорошие отношения. Недавно мы заключили неплохое соглашение, поэтому джентльмены будут озабочены лишь сохранением прибыли.

Кто ещё? Фридрих Вильгельм, король Пруссии? Со времён Петра Первого между нами прочные 'мир, дружба, жвачка'. Разве он будет возражать, если мы позаимствуем у поляков часть Украины и Белоруссии. Готов побиться об заклад, что король-солдат мало того, что одобрит, так ещё и под шумок чего-нибудь урвёт для себя.

Исконно польские земли трогать не будем, иначе придётся с завидной регулярностью подавлять восстания. Пусть кто-то другой усмиряет гордый шляхетский дух.

После раздела Польши, можно подумать и о Молдавии, обещанной Кантемиру. Завоёвывать её через Крым, всё равно, что лечить гланды через задний проход.

С австрийцами попробуем заключить секретный пакт, объясним, что основная война с Турцией впереди. Только на этот раз мы оттянем на себя не только татарскую конницу, а регулярные части турецкой армии, тем самым, облегчив удел цесарцев. Кое-чем можно и поделиться, только Русскую Галицию оставим себе.

Я вскочил с кровати, сел за стол и принялся писать. Утром мои соображения уже лежали перед подполковником. Изучив их, Бирон усмехнулся:

– Вы не перестаете удивлять меня, фон Гофен. Даже не знаю, как это называется: наглостью или чрезмерной самоуверенностью. Ещё вчера вы были всего лишь поручиком, а нынче рискуете совать нос в большую политику. На чём основано столь лестное мнение о себе?

– На реальном анализе ситуации, господин подполковник. И мне кажется, что я не единственный человек, которому пришли в голову такие же соображения. Пожалуйста, покажите бумаги Остерману. Если он сочтёт всё, что написал разумным, мы сможем избежать большой беды.

– О какой беде вы толкуете, барон? Есть вещи, о которых мне неизвестно? – уперев в меня пристальный взгляд, заинтересовался Густав Бирон.

Вообще-то полным-полно, но я вряд ли сумею объяснить это подполковнику. Пришлось придать лицу изумлённый вид и не без удивления пояснить:

– Всё, что я знаю, изложено в этой записке. Выводы напрашиваются сами собой.

– Хорошо, – в глубокой задумчивости произнёс Бирон. – Признаюсь, вы правы. Моя точка зрения во многом совпадает с вашей. Хотелось бы донести её до ушей императрицы.

– Буду только рад, – кивнул я.

– В таком случае поступим по всем правилам военной науки: ударим сразу с нескольких направлений. Сегодня вечером я навещу брата и буду иметь с ним долгий и обстоятельный разговор. Вам, фон Гофен, присутствовать на нём необязательно. У нас, как у родственников, найдутся темы, касающиеся только нашей фамилии. Идти к Миниху не имеет смысла. Наши отношения немногим теплее, чем дружба кошки с собакой. А вот предложение насчёт Остермана вполне осуществимо. Не станем откладывать в долгий ящик. Предлагаю навести визит к Андрею Ивановичу. Даже если он по своему обыкновению болен, думаю, нам удастся прорваться в его спальню.

Граф Остерман и в самом деле принял нас в опочивальне. И хоть поговаривали, что болезни его мнимые, а старик-дипломат не более чем искусный притворщик, знавший, когда надо быть немощным, а когда здоровым, я видел, что чувствует себя Андрей Иванович и впрямь неважно. Каждое движение давалось ему с большим трудом. У Остермана были поражены суставы, трудно представить, насколько мучительны приступы этого заболевания.

Его крупная седая голова покоилась на кипе высоких атласных подушек, худое тело было укрыто толстым одеялом. Перед больным на кровати стояла прямоугольная подставка на четырёх причудливо изогнутых ножках, служившая одновременно и обеденным, и письменным столом.

– Здравствуйте, Густав, – приветливо закивал граф. – Очень рад. Проведать пришли?

– Добрый день, Андрей Иванович. И проведать, и обсудить кое-что, – подмигнул Бирон.

Остерман вздохнул, откинулся на подушки. Из-под одеяла выползла тощая старческая рука вся в морщинах и пигментных пятнах, которые резко выделялись на белоснежном постельном белье.

От натопленного камина исходил нестерпимый жар, я чувствовал, как мундир начинает прилипать к моментально вспотевшей спине. Пахло опрелостями, мазями и лекарствами.

– Кто это с вами? – взглянув на меня, спросил вице-канцлер. На русском он говорил изумительно чётко, без намёка на акцент.

– Я привёл вам барона Дитриха фон Гофена, моего адъютанта. Могу рекомендовать его как молодого человека, подающего большие надежды.

– Приятно быть в обществе талантливой молодёжи, – как мне показалось, искренне сказал Остерман. – Как будто скидываешь с плеч три десятка лет, и возвращаешься в те времена, когда был юным, полным сил и надежд. И прошу прощения, господа, что нахожусь перед вами в столь расхристанном виде. Не хотите чаю или кофе?

– С удовольствием, но как-нибудь в другой раз, – вежливо ответил Бирон. – Дела не терпят промедления. Я хочу обсудить с вами это, – подполковник подал графу мои записи.

К чести вице-канцлера, он не стал ничего спрашивать, а лишь развернул бумагу и принялся читать. На изучение ему хватило двух минут.

– Толково изложено, – похвалил граф, откладывая документ в сторону. – Конечно, не все факторы и резоны учтены, но боюсь мне и самому бы столь подробно не расписать.

– Не наговаривайте на себя, Андрей Иванович, – попросил Бирон.

– Мне по возрасту положено говорить правду, – грустно произнёс Остерман. – Я уже не тот, что был раньше. Болезнь и годы лишили моё тело сил, а мозг прежнего разума, иначе я бы сумел настоять на своём, когда было принято решение начать войну с Турцией. К стыду своему признаюсь, что Миних оказался куда красноречивей. Он обещал её величеству так много, что она, бедняжка, поверила в столь сладкие речи. Говорил, что бросит к её ногам Азов, Крым, Кубань, Кабарду, покорит Белгородскую и Буджакскую орду, Молдавию и Валахию, а совсем скоро водрузит знамёна и штандарты в Константинополе, возродив тем самым новую Византию. Теперь же пишет просьбы об отставке, – усмехнулся Остерман.

– Значит, вы поддержите мой план? – спросил Бирон.

Будь я более честолюбивым, слово 'мой' наверняка бы резануло слух, но сейчас мне всё равно, кто в итоге припишет себе авторство. Лишь бы выгорело. Я незаметно для окружающих сжал кулаки. Остерман – влиятельная фигура. От него и впрямь зависит многое.

– Безусловно. Отныне этот план будет считаться нашим, – расставил точки над 'ё' вице-канцлер.

Что ж, пускай количество имён на титульном листе растёт в какой угодно прогрессии. Я готов уступить все права.

Остерман сразу понял, кто на самом деле готовил этот документ. Вице-канцлер начал осторожно прощупывать мои способности, завёл долгий обстоятельный разговор, большинство вопросов в котором адресовались мне. Трудно судить насколько блестяще я отвечал, но, хочется верить, если и упал в грязь лицом, то не очень глубоко. Остерман остался доволен.

– Я бы хотел выслушать мнение молодого человека ещё по одному поводу, – вдруг сказал вице-канцлер, уже после того, как мы стали откланиваться.

– Что вас интересует, ваше сиятельство? – спросил я.

– Не хотели бы вы поработать у меня в коллегии? – промокая пот большим шёлковым платком, осведомился он.

Я взглянул на Бирона, тот выступил вперёд, будто заслоняя меня от вражеской пули, и с кислой улыбкой ответил:

– Простите, Андрей Иванович, я барона от себя никуда не отпущу. Он должен неотлучно находиться при мне в любой урочный час. И это мой приказ для него.

– Очень жаль, – вздохнул вице-канцлер. – Остаётся лишь позавидовать вам, дорогой Густав. А вы, молодой человек, знайте, что я при любых обстоятельствах встречу вас с распростёртыми объятиями. Русской дипломатии нужны толковые люди. Хотите, похлопочу перед императрицей?

В прошлой жизни я бы с большим удовольствием сбежал из армии в министерство иностранных дел, одно дело проливать кровь, другое – чернила. Но сейчас во мне разом заговорили двое: и я, и настоящий Дитрих:

– Большое спасибо, Андрей Иванович, за столь любезное предложение. Но приказ командира для меня закон. Нарушить его и оставить военную службу выше моих сил.