"Лора Андронова. Подняться на башню " - читать интересную книгу автора

и привычным движением перерезала пуповину. Малышка не кричала, только
тихонько вздыхала и смотрела по сторонам сияющими глазами. Монахиня
опустилась на стул, коснулась пальцами детского лобика и тут же вскочила. Ее
вытянутое лицо побелело.
- Чистая, - прошептала она и дрожащими руками завернула Ойну в пеленку.
Потом сорвала с себя заляпанный белый халат и выбежала в коридор.
- Чистая! Чистая! - закричала Минья, поднимая девочку над головой. -
Радуйтесь, сестры! Матерь послала нам свое чадо! Позовите настоятельницу!
Захлопали двери, послышались возбужденные голоса, смех. Минью окружили
десятки монахинь, к маленькой Ойне потянулось множество рук. Служительницы,
прибежавшие позже, становились на цыпочки, чтобы разглядеть личико
новорожденной.
- Зорюшка ясная, - с придыханием сказал кто-то.
Сестры согласно заахали.
За спиной Миньи, в лазарете, послышалось сдавленное хихиканье,
сменившееся стоном. Никто не обернулся. Ущербная рассудком пьянчужка - мать
Ойны - провела ладонями по окровавленному животу, сжалась в комочек, прячась
от рвущейся изнутри боли, всхлипнула и умерла.
Воспитывалась Ойна в монастырском приюте, и поначалу ее жизнь ничем не
отличалась от жизни брошенных родней сверстниц. Она вставала с зарей,
помогала накрыть столы в трапезной, завтракала, вместе со старшими
послушницами убирала и мыла посуду. После молитвы начинались уроки: сирот
учили грамоте, основам арифметики и географии. Время между обедом и ужином
посвящалось уборке, уходу за садом, шитью и вязанию - девочек с самого
раннего возраста приучали к труду. Только когда Ойне исполнилось шесть лет,
она стала замечать особое к себе отношение. Взрослые монахини смотрели на
нее с благоговением, внимательно прислушивались к ее словам. Шалости, за
которые других послушниц безжалостно бы выпороли, сходили ей с рук.
Накануне своего седьмого дня рождения разыгравшаяся Ойна уронила
старинную вазу керамской работы, подаренную монастырю самим генералом
Рубелианом. Ваза с грохотом упала, осколки разлетелись по комнате, и куст
синих роз осел в быстро растекавшуюся лужу. Метелочка для смахивания пыли
выскользнула из рук, девочка застыла на месте и зажмурилась, надеясь, что
ваза каким-то чудом снова окажется целой. Чуда не случилось, и Ойна
бросилась к шкафу за тряпкой. На глаза набежали слезы, мешавшие толком
рассмотреть сложенные на полках стопки полотенец и простыней.
"Когда Мрийка порвала занавески в приемной, ее посадили в сарай, на
хлеб и воду, а Тиру заперли в чулане, в темноте, - думала она. - Только бы
никто не зашел! Только бы никто не зашел!"
Вынув из ящика старенькую штопаную скатерть, Ойна насухо протерла пол,
и только начала собирать осколки, как краем глаза увидела, что дверь
приоткрывается. На пороге стояли настоятельница Самния и ее помощница. Ойна
съежилась, желая сделаться совсем маленькой и прозрачной, молясь, чтобы
высокие сестры не заметили сжавшуюся в углу воспитанницу.
- Это Чистая, - услышала она. - Надо же, генеральскую вазу разбила.
Мать Самния вздохнула:
- Что ж, пусть пока резвится. Подумаешь - ваза. Не пороть же малышку
из-за этого? Пусть играет, милостью Амны.
Сестры тихо прикрыли за собой дверь и удалились.
Ойна опустилась на пол, пытаясь осознать услышанное. Чистая? Святая,