"Леонид Андреев. За полгода до смерти" - читать интересную книгу автора

И я думал все время: "Где еще в мире можно встретить такого благостного
старца? И чем стали бы мир и жизнь, если бы не было в нем такого старца?"
Извиняюсь за личное свое, но без него при таком воспоминании никак не
обойдешься: не печаль, и не страх близкой всем нам смерти, и не сомнения в
смысле нашей человеческой жизни ощутил я от соседства с великим старцем, а
весеннюю небывалую радость. Вдруг погасли сомнения, и легким почувствовалось
бремя жизни, оттягивающее плечи; и то, что казалось в жизни неразрешимым,
запутанным и страшным, стало просто, легко и разрешимо.
Вот мы идем весенним лесом, и напрасно стараюсь я не утомить Льва
Николаевича быстротою: он шагает быстрее и легче меня и разговаривает на
ходу без одышки. Уже и дуб зазеленел, но в низинах мокро по-весеннему,
выдавливается вода под ногою - и Лев Николаевич легко прыгает по кочкам и
бугоркам, ловко идет по краю, не обходит и широкую канавку. Я кружусь без
дороги, а для него тут все родное и знакомое: вот пересекает поляну с
весенними цветами, и, смотря вниз, тихо и как бы для себя, он произносит
стихотворение Фета о весне: о цветах и о радостях весенних.
Заходит гроза: слева еще солнце, а справа небо между листвой черно, и
погромыхивает гром, впрочем, не сердито. Но ведь он же промокнет, а как
сказать? Хлынул дождь, и опять неразрешимая задача: идти шагом - он
промокнет до нитки; бежать - но он едва ли может бегать? Оказывается, может:
бежит впереди меня, поспешает к чему-то в листве белеющему. Какой-то
каменный флигель, старинное каменное крыльцо с навесом: там и укрываемся у
старой запертой, нежилой двери, а дождь кругом струнно и весело гудит, и
откуда-то беззаботно светит солнце.
Льву Николаевичу весело, что удалось промокнуть, он улыбается, живет.
По аллее идет пестрая в красных цветах баба: сарафан задрала на голову и
бессмысленно улыбается круглым без выражения лицом.
- Дурочка! - коротко поясняет Лев Николаевич и весело зовет: - К нам
иди, Палаша, у нас сухо.
Теперь нас трое у запертой двери; теснимся, Лев Николаевич оживленно и
весело спрашивает:
- Попортила наряд, Палаша? Хороший у тебя наряд.
- Намокла! - туго ворочаются губы, и все так же улыбается круглое лицо.
- Высохнешь, не бойся.
А от недалекого дома уже бегут со всяким платьем: послала на выручку
Софья Андреевна, и сама беспокойно ждет у дверей, под редкими уже каплями
дальше пошедшего дождя.
Вот обед. Лев Николаевич против меня, и сперва мне неловко видеть, как
стариковски, старательно и молчаливо жует он беззубыми деснами; но он так
правдив и прост в этой стариковской своей беспомощности и старательности,
что всякая неловкость проходит. Окна открыты. С бубенцами и колокольчиками
разгульно подъезжает кто-то пьяный, и сын Льва Николаевича идет узнать,
можно ли его принять. К сожалению, нельзя: пьян.
- Совсем пьян? - спрашивает с недоверием Лев Николаевич.
- Совсем. С ним товарищ, так тот еще пьянее.
- Скажи ему, чтобы трезвый приехал.
- Я уж говорил, да он говорит, что трезвый не может: боится.
Так же разгульно отчаливают бубенцы и колокольчики: уехал. Старательно
жует Лев Николаевич, но уже видно, что он в раздумье - подводит итог
посетителю-неудачнику. Останавливается и говорит как бы для себя: