"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

непробудным сном души и тела? Да думалось ли мне, что многоопытная мать
двоих детей, рожденных от двух законных мужей, женщина, познавшая в своей
тридцатилетней с лишним биографии до дюжины, наверное, других мужчин кроме
них, что я была не более, чем девственницей, чем нетронутой девушкой,
которая предполагать не смеет, какие огненные чувства, какие термоядерные
взрывы страсти, глубоко сокрытые в ней, созрели?
Когда началось со мной это потрясающее переворачивающее все естество
безумие, я вспомнила и передала Егору рассказ старого французского писателя
о том, как два яростных любовника оставляли после встречи на спинке
деревянной кровати памятные зарубки в счет своей радости. Я посмеялась над
теми пылкими французскими аристократами, которые за медовый месяц нацарапали
всего то ли двадцать, то ли тридцать пометок. Наш медовый месяц шел совсем в
другом ритме! Егор снял скромный двухместный номер в отеле "Репино", чтобы
отключить меня от всех забот (я утверждала, что это безумие - тратить такие
бешеные деньги в наше трудное время, но он твердо пресек спор: дескать,
хватит, я очень хорошо знаю, для чего это делаю!). В ответ на мое
повествование о французском обычае Егор ухмыльнулся и назавтра я увидала на
прикроватной тумбочке старую полированную досточку, которую он раздобыл
невесть на какой местной свалке, и американский штык-нож, привезенный им из
Вьетнама. Что я могу сказать?.. За те двадцать два дня, что мы на доске
отмечали французским способом, мы вырезали на ней сорок шесть глубоких
борозд: сколько раз встретились, и до тысячи штрихов: сколько раз я
самозабвенно заканчивала свой акт, совершенно не помня себя. Был в том числе
и такой незабываемый день, после которого мы нарезали на доске четыре резкие
общие борозды и до сотни - суммарно - моих ризочек!..
Это было не похоже ни на что, это было упоительно, хотя, конечно, были
и помехи, скажем, технического характера. Так, например, мы расшатали и
развалили поочередно обе деревянные кровати, и за это пришлось платить -
втайне от администрации - ухмыляющемуся столяру. Так, например, случалось
слышать раздраженный стук в стенку - в самый разгар восхитительной встречи,
когда я кричала в страсти, не помня, где я, не зная, кто я, а кровать
сочувственно и согласно визжала и трещала. Именно с той поры у нас появилась
присказка, которая знаменовала крайнюю степень любовного азарта: "А Дудашкин
(это была фамилия нервного соседа) пускай завидует!". Но, разумеется, на
людях мы такую формулу никогда не произносили, а памятную доску, которую
увезли из отеля с собой, никому и никогда не показывали, только вырезали на
ней тем же ножом дату памятного месяца и спрятали в большое отделение
платяного шкафа - поглубже, чтобы дети до нее не добрались...
Почему случился такой переворот, такая коренная метаморфоза в моей
жизни? Я считаю, по двум причинам. Во-первых, Егор поразил меня прежде всего
как мужчина. Не как человек мужского рода, передвигающийся в брюках (брюки
мы у них тоже наряду со многим другим отвоевали), но именно как знающий,
чего он хочет по самой своей мужской природе, самостоятельный лидер.
Впрочем, об этом я скажу потом, особо. Во-вторых же, он овладел такой
неведомой мне раньше техникой ласки и практикой длительной эрекции, что это
в корне изменило все мои знания и представления об интимных сношениях
мужчины и женщины. Мои прежние мужья и мои случайные любовники все были
моложе него - чуть ли не на два десятка лет. Встречались среди них и мощные,
как бы это сказать, бугаи с неукротимой энергией и немалой величины половыми
членами. Каждый из этих деятелей, отодрав, грубо говоря, меня и удовлетворив