"Иво Андрич. Путь Алии Джерзелеза" - читать интересную книгу автора

Несчастный, знаменитый и смешной, Джерзелез объехал в то лето
полцарства. О его последних похождениях известно очень немного; да он и сам
о них тут же забывал. Поговаривали, что немало глупостей наделал он из-за
вдовы ушчупского торговца и что одна еврейка, бродяжничавшая вместе с
салоникскими музыкантами, обобрала его до нитки.
В канун рамазана Джерзелез прибыл в Сараево.
За три дня до этого в Ковачах на широком перекрестке, где торгуют
сеном, казнили обоих Моричей. Схватили их в корчме на дороге, ведущей в
Трново, и вели через весь город. Они семенили мелкими шажками, как обычно
ходят албанцы; руки у них были связаны, по бокам шли стражники с ружьями. За
ними поднималось легкое облачко пыли. Люди оглядывались и долго смотрели им
вслед.
Когда вели их по Нижнему базару, вдогонку им понеслись проклятия.
Торговцы вскакивали и шарили своими кривыми ногами в поисках деревянных
сандалий.
- Ату их!
- Разбойники!
- Топор свиньям!
Так они прошли до самого Ташлихана*.
______________
* Ташлихан - тогда квартал богатых в Сараеве.

Моричей не стали казнить на берегу Миляцки, под Латинским мостом, где
обычно вешали простонародье и где казненные висели по два дня, а досужие
прохожие дергали за веревку, и труп вертелся, как веретено. Их прикончили
быстро и с наступлением сумерек похоронили на Бакиях. Мать, увидев с
балкона, куда ведут ее сыновей, тут же без единого стона испустила дух.
Огромный дом их с бесчисленными окнами, из которых виден был весь город
и даже Игман, остался пустым и темным. Лишь внизу в одной из комнат
теплилась свеча. Здесь угасала от чахотки сестра Моричей. Ее светловолосая
голова тонула в жарких подушках, глаза лихорадочно блестели. Она слушала
шепот своей няни Анджи, тайно мечтавшей хотя бы перед смертью окрестить ее.
Омытые первыми осенними дождями и ветрами улицы казались необыкновенно
чистыми и ясными. Крыши сверкали в лучах яркого осеннего солнца, а летящая с
деревьев паутина блестела, словно шелк. Кое-где пестрела первым багрянцем
листва.
Был рамазан. День прошел спокойно, но к ночи весь город гудел от
музыки, веселья и любовных песен. Лавки были завалены фруктами, а битком
набитые кофейни не закрывались до утра. Из харчевен доносился острый и
терпкий запах масла и жженого сахара. По улицам проходили стайки женщин,
предводительствуемые мужчиной, который освещал дорогу огромным фонарем.
Где-то в дальних садах в ночной тишине слышался глухой стук падающих на
землю перезрелых груш. Деревья сгибались под их тяжестью, а своевольные
ветви свешивались за изгородь, задевая головы прохожих.
Загорелый и легкий, Джерзелез шагал по улицам, чувствуя в себе
необычайную силу, которая обычно накапливается к осени. Каждый уголок здесь
мил его сердцу; все сулит радость и счастье!
Все подряд приглашали его на ифтар. Однажды под вечер, направляясь к
Бакаревичам, он, дойдя до углового дома между Кршлой и Турбетом, вдруг стал