"Иво Андрич. Барышня" - читать интересную книгу автора

обошел дом, заглянул со двора в окно и, увидев в передней лежащую навзничь
женщину, тут же заявил в полицию.
В те времена уголовная хроника занимала большое место в ежедневной
печати. Газетчики использовали убийства, несчастные случаи, кровавые
происшествия для того, чтоб распалять воображение толпы, будоражить ее
любопытство и, удовлетворяя его описанием мельчайших подробностей, поднимать
тираж своих изданий. Сообщение о смерти одинокой старухи газеты дали на
видном месте, снабдив интригующими подзаголовками: "Имело ли место
преступление?" "Следствие продолжается. Наш репортер на месте происшествия".
Однако на сей раз газетам не удалось дать обширных репортажей с
захватывающими дух подробностями и фотографиями. Комиссия, немедленно
выехавшая на Стишскую улицу, быстро и неопровержимо установила, что о
преступлении не может быть и речи: старая дева умерла своей смертью - от
разрыва сердца, в доме все в целости и сохранности, без каких-либо следов
взлома, насилия или кражи.
Как только стало известно о смерти старой девы, на Стишской улице
появился старый белградский торговец Джордже Хаджи-Васич с женой. Это были
единственные родственники покойной в Белграде. Они взяли на себя хлопоты,
связанные с похоронами, и, как ближайшие родственники, до окончательного
решения вопроса о наследовании вступили во владение домом и всем, что там
находилось.
Газеты больше никогда не вспоминали о Райке Радакович. Ни жизнь ее, ни
смерть не содержали в себе ничего, что могло бы привлечь внимание и
возбудить любопытство публики. О ее действительной судьбе расскажут вам эти
страницы.
Небо над Белградом высокое и широкое, изменчивое, но всегда прекрасное:
и в ясные зимние дни с их студеным великолепием; и в летние грозы, когда все
оно превращается в сплошную черную тучу, гонимую бешеным ветром и несущую
дождь, смешанный с пылью Паннонской равнины; и весной, когда кажется, что и
оно цветет, как земля под ним; и осенью - отяжелевшее от роев осенних звезд.
Всегда прекрасное и щедрое, оно словно награда этому удивительному городу за
все, чего в нем нет, и словно утешение за то, чего не должно быть. Но самое
великолепное в белградском небе - это закаты. Осенью и летом они необъятны и
ярки, как мираж в пустыне, зимой их приглушают темные облака и багряные
туманы. И в любое время года нередки дни, когда солнце, опускаясь в
равнинное междуречье за Белградом, отбрасывает свое закатное пламя под самый
небесный купол, где оно дробится и красным сиянием заливает широко
раскинувшийся город. Тогда даже отдаленные захудалые уголки Белграда на
мгновение окрашиваются солнечными румянами и зажигаются окна даже тех домов,
которые почти не видят солнца.
Вот такой закатный огонь освещал под конец одного февральского дня 1935
года фасад небольшого обшарпанного дома на Стишской улице. Стремительный
рост этой улицы сбил общинную нумерацию домов и спутал номера, поэтому два
дома оказались под номером 16, и одному из них пришлось стать 16-а. Этот
номер и стоит на приземистом желтом доме, зажатом между двумя высокими,
современного вида зданиями. Неказистый домишко строился еще до балканских
войн, когда про эти места говорили, что они и богом забыты, когда земля
здесь стоила динар за квадратный метр, когда строений на этой улице было еще
мало, все они были такие же приземистые, разделялись обширными огородами и,
соответственно нуждам или причудам владельцев, либо прятались в глубине