"Павел Андреев. Двенадцать рассказов" - читать интересную книгу автора

виноградник, Кеша уже метался, безрассудно пытаясь определить позицию
стрелка, начавшего эту маленькую войну. Он пригнувшись, интуитивно
перемещался по лабиринту виноградника.
Понимая, что он упускает время, Кеша сместился в край виноградника,
пытаясь выбрать удобную позицию. Приблизительно определив линию выстрела, он
понял что стрелок будет уходить из зоны обстрела и самое удобное для этого
место это пролом в противоположной стене виноградника, по диагонали от
Кешиной позиции, на рубеже около 80 метров. Стараясь успокоить дыхание, он
широко расставив ноги, раздвинув лозу стволом своего ПэКа, медленно повел
мушку вдоль дувала в ожидании появления стрелка. Он был уверен, что найдет
его.
Гун с двумя бойцами, не смотря на плотность огня, смог передать тело в
проем, где у него его приняли земляки Халилова. Сразу оглядевшись, Гун решил
искать второго, единственного молодого из троих, попавших под огонь
снайпера. Плотность огня спала также неожиданно, как и возросла. Приняв
возникшее хрупкое равновесие сил, противник вел только профилактический
огонь, стараясь сохранить дистанцию огня. В этот момент, прозвучавшая
длинная, захлебывающаяся пулеметная очередь, означала только одно молодой
все еще жив и слава богу огрызается.
Дух появился в проеме неожиданно. Кеша почти прозевал его. Боясь, что
он его упустит, Кешка нажал на спусковой крючок пулемета и продолжал
стрелять пока пыль, поднятая его пулями не скрыла от него проем вместе с
духом. Его ПэКа послушно следовал желаниям своего хозяина, посылая свои
пули, наполненные ненавистью к врагу, с одним единственным желанием
наказать, убить, доказать себе, что он может это сделать.
Они в тот день сделали все что смогли. Он выследил и завалил стрелка, а
Гун вытащил тело этого духа вместе с его винтарем под чужим, яростным огнем.
Уже вечером в бригаде, не стесняясь своего хмельного выхлопа, лет ха выловил
дерзкого молодого, желая посмотреть на этого клоуна.
Любишь воевать, сынок? - Гун в упор смотрел на молодого солдата,
которого привели по его просьбе в курилку между палатками. Нет, пулять
люблю, - стараясь выглядеть безразличным, ответил молодой. Гун внимательно
осмотрел эту нелепую фигуру в панаме, с мятыми полями. но уже с лихо
заломленным затылком и пыльными, грязными ботинками с порванными шнурками.
Значит любишь пулять? - переспросил Гун. - а я подумал, что духи в атаку
пошли, когда ты с пулемета саданул. Быстро ты сообразил что к чему.
Пулей! - молодой самодовольно улыбнулся. Гун продолжал внимательно
разглядывать этого балбеса, который медленно переполнялся, закипающей в его
заднице, собственной значимостью, не подозревая о истинном положении вещей.
На войне бывают моменты, сынок, когда необходимо действовать беспощадно
и жестоко это моменты вспышки озарения твоего сознания, когда ты знаешь, что
ты должен делать быстро и точно, прямо и непосредственно. В такой момент ты
принадлежишь своему телу, наполненному инстинктами. И чем быстрее ты это
поймешь, тем лучше для тебя. Если дальше будешь пулей соображать, папа тобой
может гордиться. А сейчас, - Гун в упор смотрел в глаза молодого, проверяя,
как далеко тот может зайти в своей дерзости, - понты убери, промежность на
панаме поправь, проволоку замени шнурками и старайся больше не чмонеть.
Бросай свои парагвайские замашки - все проблемы твоего быта относятся к
трудностям войны. Завтра, с такой же дерзостью и винтовкой - ты на Поле
дураков. Будем из тебя индейца делать.