"Леонид Андреев. Сашка Жигулев " - читать интересную книгу автора

вообще Саша был совершенно здоров, рос крепко и хорошо, как и его младшая
сестренка, нежный и крепкий цветочек на гибком стебельке, - а то темное в
глазах, что так ее испугало, осталось навсегда и не уходило. Как и
сестренка, Саша был отчаянно и неудержимо смешлив, и отец его, генерал,
иногда нарочно пользовался слабостью: вдруг за чаем, когда у Саши полон рот,
скажет что-нибудь смешное: Саша крепится, надует щеки, но не хватает сил -
брызнет чаем на скатерть и бежит отсмеиваться в соседнюю комнату. Генерал
хохочет и дразнит, а Елена Петровна всматривается в глаза вернувшегося Саши
и думает: "Ну, конечно, он будет убит на войне" - в это время Сашу как раз
отдали, по желанию отца, в кадетский корпус.
И, вероятно, от этого вечного страха, который угнетал ее, она не
оставила Сашу в корпусе, когда генерал умер от паралича сердца, немедленно
взяла его; подумав же недолго, распродала часть имущества и мебели и уехала
на жительство в свой тихий губернский город Н., дорогой ей по воспоминаниям:
первые три года замужества она провела здесь, в месте тогдашнего служения
Погодина. Женщина она была твердая, умная, и ей казалось, что в мирной и
наивной провинции она вернее сохранит сына, нежели в большом, торопливом и
развращенном городе.
Приятный, нисколько не изменившийся Н. не обманул надежд и с
готовностью покрыл их своей ненарушимой тишиной. Перестал быть страшным и
Саша: в своей мирной гимназической одежде, без этих ужасных погон, он стал
самым обыкновенным мальчуганом; и от души было приятно смотреть на его
большой пузатый ранец и длинное до пяток ватное пальто. Как это ни странно,
но, кажется, ни одна гадалка, ни один прорицатель не могли бы так успокоить
Елену Петровну, как это длинное не по росту ватное, точно накрахмаленное
пальто; взглянет из окна, как плетется Саша по немощеной улице, еле двигает
глубокими галошами, подгибая ватные твердые фалды, и улыбнется: "А я-то
боялась... Какие же могут быть ужасы? Вот бы посмотрел генерал!"
Теперь ей казалось, будто и генерал - как она и после смерти называла
мужа - разделял ее страхи, хотя в действительности он не дослушал ни одной
ее фразы, которая начиналась словами: "Я боюсь, генерал..."
- А ты не бойся! - говорил он строго и отбивал охоту к тем смутным,
женским излияниям, в которых страх и есть главное очарование и радость.
Были и еще минуты радостного покоя, тихой уверенности, что жизнъ
пройдет хорошо и никакие ужасы не коснутся любимого сердца: это когда Саша и
сестренка Линочка ссорились из-за переводных картинок или вопроса, большой
дождь был или маленький, и бывают ли дожди больше этого. Слыша за
перегородкой их взволнованные голоса, мать тихо улыбалась и молилась как
будто не вполне в соответствии с моментом: "Господи, сделай, чтобы всегда
было так!"
Но ссорились дети очень редко, были нежно влюблены друг в друга, целые
дни проводили в тихой влюбленности. Когда-то сильная любовь отца и матери
вторично переживала себя в них - но уже лишенная материальности, ставшая
лишь отзвуком отдаленным, прекрасным и чистым. И так странно перемешались
черты: Линочка всем внешним обликом своим и характером повторяла
отца-генерала; крепкая, толстенькая, с румяным, круглым, весело-возбужденным
лицом и сильным, командирским голосом - была она вспыльчива, добра, в
страстях своих неудержима, в любви требовательна и ясна. Если она плакала,
то это не были тихие слезы в уголке, а громкий на весь дом, победеносный
рев; а умолкала сразу и сразу же переходила в тихую, но неудержимо-страстную