"Леонид Андреев. На станции" - читать интересную книгу автора

работы тело. Мы скучаем только головою, а он скучал весь насквозь, снизу
доверху: скучала его фуражка, с бесцельным молодечеством сдвинутая
набекрень, скучали шпоры и тренькали дисгармонично, враздробь, как глухие.
Потом он начинал зевать. Как он зевал! Рот его кривился, раздираясь от
одного уха до другого, ширился, рос, поглощал все лицо; казалось, еще
секунда - и в это растущее отверстие можно будет рассмотреть самые
внутренности его, набитые кашей и жирными щами. Как он зевал!
С поспешностью я уходил, но долго еще подлая зевота сводила мои скулы,
и в слезящихся глазах ломались и прыгали деревья.
Однажды с почтового поезда сняли безбилетного пассажира, и это было
праздником для скучающего жандарма. Он подтянулся, шпоры звякнули отчетливо
и свирепо, лицо стало сосредоточенно и зло, - но счастье было
непродолжительно. Пассажир заплатил деньги и торопливо, ругаясь, вернулся в
вагон, а сзади растерянно и жалко тренькали металлические кружки, и над ними
расслабленно колыхалось обессилевшее тело.
И порою, когда жандарм начинал зевать, мне становилось за кого-то
страшно.
Уже несколько дней около станции возились рабочие, расчищая место, а,
когда я вернулся из города, пробыв там два дня, каменщики клали третий ряд
кирпича: для станции воздвигалось новое, каменное здание. Каменщиков было
много, они работали быстро и ловко, и было радостно и странно смотреть, как
вырастала из земли прямая и стройная стена. Залив цементом один ряд, они
устилали следующий, подгоняя кирпичи по размеру, кладя их то широким, то
узким боком, отсекая углы, примериваясь. Они размышляли, и ход их мыслей был
ясен, ясна и их задача, - и это делало их работу интересною и приятною для
глаза. Я с удовольствием смотрел на них, когда рядом прозвучал
начальственный голос:
- Слушай, ты! Как тебя! Не тот кладешь!
Это говорил жандарм. Перегнувшись через металлическую решетку, которая
отделяла асфальтовую платформу от работающих, он показывал пальцем на кирпич
и настаивал:
- Тебе говорю! Борода! Вон тот положь. Видишь - половинка.
Каменщик с бородою, местами белевшей от извести, молча обернулся, -
лицо жандарма было строго и внушительно, - молча последовал глазами за его
пальцем, взял кирпич, примерил - и молча положил назад. Жандарм строго
взглянул на меня и отошел прочь, но соблазн интересной работы был сильнее
приличий: сделав два круга по платформе, он снова остановился против
работающих в несколько небрежной и презрительной позе. Но на лице его не
было скуки.
Я пошел в лес, а, когда возвращался назад через станцию, был час дня, -
рабочие отдыхали, и было безлюдно, как всегда. Но у начатой стены кто-то
копошился, и это был жандарм. Он брал кирпичи и докладывал пятый
неоконченный ряд. Мне видна была только его широкая обтянутая спина, но в
ней чувствовалось напряженное размышление и нерешительность. Очевидно,
работа была сложнее, чем он думал; обманывал его и непривычный глаз, и он
откидывался назад, качал головою и нагибался за новым кирпичом, стуча
опустившейся шашкой. Раз он поднял палец вверх, - классический жест
человека, нашедшего решение задачи, вероятно, употребленный еще Архимедом, -
и спина его выпрямилась самоувереннее и тверже. Но сейчас же съежилась опять
в сознании неприличности взятой работы. Было во всей его рослой фигуре