"Путь желания" - читать интересную книгу автора (Элдридж Джон)

Глава 7. Великое возрождение

Четыре месяца спустя после смерти Брента я гулял по полям и перелескам за нашим домом. Мое сердце отчетливо ощущало потерю — не только потерю Брента, но каким-то образом потерю всего, что было для меня значимо. Я знал, что одного за другим я потеряю всех, кого любил, как и жизнь, к которой я по-прежнему стремился. На востоке всходила полная луна — яркая, прекрасная, огромная, какой она кажется всегда, когда появляется из-за горизонта. К западу облака в прозрачно-голубом небе окрашивались персиковым и розовым цветами. Заставить себя стремиться к вечности было все равно что заставить себя отказаться от всего, что я любил, — навсегда. Все равно что признать учение восточных религий, отрицающее жизнь и все созданное Богом. Нам суждено слишком быстро все это потерять, прежде чем мы успеваем начать жить и любить. Но что если… Что если природа что-то говорит нам? Что если рассвет и закат каждый день рассказывают нам одну и ту же историю, напоминая о блаженстве Эдема, предсказывая его возвращение? Что если все, что меня окружает, будет возрождено?

Зима упорно не желает сдаваться. Здесь, в районе Скалистых гор, весна всегда бывает поздней и затяжной. Вот и на прошлой неделе — второй неделе мая — у нас снова шел снег. У наших мальчиков совсем скоро должны были начаться летние каникулы, а на улице шел снег. Я пришел к выводу, что весна в этих краях — это настоящее сражение между зимой и летом, как будто зима никак не хочет ослабить свою хватку до тех пор, пока у нее совсем не останется сил. Ждать этого момента приходится долго. А в сентябре цветов уже практически не остается. В первых числах октября тополя начинают желтеть и через пару недель сбрасывают листья. Затем наступает серый ноябрь. В принципе я ничего не имею против. Ведь на смену осени приходит зима со своими забавами, а кроме того, можно жить предвкушением Дня благодарения и дней накануне Рождества.

Но после Нового года изменений в природе практически не происходит. Весь февраль и март земля остается безжизненной. Мир замирает в серо-коричневых тонах и становится похожим на старую фотографию. Новизна, которую несет с собой зима, уходит, и к апрелю мы жаждем хоть каких-то признаков жизни — каких-то красок, какой-то надежды. Но наши ожидания не оправдываются. Этот месяц здесь можно назвать самым снежным. В то время как в Атланте вовсю цветут азалии, а в Портленде кизил одевается в бело-розовый наряд, мы утопаем в снегу. Ждать приходится слишком долго.

Но затем, как, например, этим вечером, я сворачиваю на дорогу, ведущую к нашему дому, и внезапно замечаю, что в природе снова появились зеленые краски. Пейзаж вокруг меня полностью изменился. Вместо камней, голых веток и безжизненной, выцветшей травы передо мной лежит роскошный зеленый ковер в восточном стиле. Я стою пораженный, оглушенный. Как это произошло? Все еще не веря своим глазам, я выхожу из машины и начинаю бродить между деревьями, прикасаясь к каждому листочку. Еще вчера молодые дубки напоминали скрюченные, узловатые руки старой колдуньи. Теперь же они подобны прекрасной, нежной, гибкой девушке. Кроме того, вернулись птицы и снова будут будить нас по утрам веселыми песнями. На все голоса будут нестись трели, чириканье, щебет и свист — все эти звуки составят мелодию чистой радости. Изменения в природе произошли внезапно. Не успел я и глазом моргнуть.

Мое удивление говорит о многом. Одно дело мечтать о весне — это так естественно, но быть пораженным ее возвращением — это нечто совсем другое. Я настолько искренне и неподдельно удивлен, как будто готов спросить: «Неужели это ты, весна? И что это ты здесь делаешь?» А затем я понимаю, что не ожидал снова увидеть возвращение весны. Мне кажется, что где-то в глубине души я смирился с фактом, что кроме зимы ничего нет и не будет. В первый год после утраты Брента я неосознанно пришел к смирению. Пустота и неподвижность внешнего мира казались мне единственной подходящей декорацией для мира внутреннего. Возвращение весны меня шокировало. И я задал себе вопрос: «А не может ли нечто похожее произойти с моей душой?»

Может ли это произойти на самом деле? Может ли наша жизнь снова дать зеленые ростки? Вне зависимости от того, что говорит наш Символ веры, наши сердца говорят нам совсем другое. Мы смирились с тем, что зима в этом мире установилась навсегда, и пытаемся выжить без надежды на возвращение весны. «Она никогда не придет, — заключаем мы, — поэтому нужно устраивать свою жизнь здесь, насколько это возможно». Мы настолько увлечены борьбой за свое счастье, что не замечаем звуков весны. Мы ни на минуту серьезно не задумываемся о том, что нас ждет за поворотом. Если бы завтра наступила вечная жизнь, мы были бы так же поражены, как я на этой неделе был поражен возвращением весны, только еще сильнее. Наш практический агностицизм стал бы явным. Паскаль утверждал: «Наше воображение так преувеличивает настоящее, поскольку мы постоянно о нем думаем, и так умаляет вечность из-за недостаточного размышления о ней, что мы делаем вечность из ничего и ничто из вечности…».

Конечно, мы стремимся к счастью, которым можем наслаждаться в настоящий момент. Нашему сердцу больше некуда деться. Мы обесценили вечность. Если бы я сказал вам, что ваш доход в следующем году увеличится втрое и что отпуск, на который у вас запланирована поездка по Европе, уже не за горами, вы были бы страшно обрадованы, окрылены надеждой. Будущее представлялось бы вам многообещающим. Ведь оно кажется возможным, желанным. Вечность же, хотя и возможна, совсем не так желанна. Каким бы мы ни представляли себе следующий этап нашего существования, мы совсем не уверены, что там нас ждет что-то действительно захватывающее. Мы обесцениваем вечность, преувеличивая значение нашей жизни в настоящем и умаляя значение того, что ждет нас в будущем. Почти все христиане, с которыми я разговаривал, представляют, что вечность — это бесконечная церковная служба. Ведь сказано же в Библии, что «небеса проповедуют славу Божию»; и, не давая себе труда хоть немного поразмыслить об этом, мы привыкаем к мысли, что на небесах льются бесконечные гимны, один прекраснее другого, во веки веков, аминь.

И наше сердце терпит кораблекрушение. Во веки веков? Так в этом и заключается Благая весть? А потом мы вздыхаем и испытываем чувство вины за то, что недостаточно «духовны». Мы теряем свое сердце и снова бросаемся на поиски жизни здесь и сейчас. Вечность исчезает, потому что она не имеет никакого значения для наших поисков хоть какой-нибудь жизни. Она кажется окончанием этих поисков. И так как мы плохо представляем себе, что нас ждет в будущем, мы усиленно начинаем искать жизнь прямо сейчас. Помните, мы можем надеяться только на то, чего мы желаем. Как может церковная служба, которая никогда не кончается, быть более желанной, чем богатейший жизненный опыт, который мы получаем здесь. Как могло бы все измениться, если бы ваше сердце сказало вам, что жизнь, которой вы заслуживаете, скоро наступит, что ваши самые сокровенные желания говорят о том, что ждет вас впереди! Видите ли, в Писании сказано, что Бог «вложил мир» в наши сердца (Еккл. 3:11). Каким образом? Через наши желания.

Наступление весны приносит такое облегчение, такую радость и оживление! Жизнь возвращается, а вместе с ней и солнечный свет, и тепло, и краски, и длинные летние дни, полные приключений. Мы достаем складные стулья и шампура для приготовления шашлыков. Мы старательно ухаживаем за садом и наслаждаемся его красотой. Мы начинаем думать о предстоящем отпуске. Разве не к этому мы так сильно стремимся? Разве не стремимся мы оставить позади этот холодный мир, оставить то, что Шекспир назвал «зимой нашего недовольства», и внезапно оказаться на залитом солнцем летнем лугу?

Я стою в номере гостиницы, который выглядит так, как любой другой гостиничный номер из тех, в которых я побывал за последние десять лет. Когда вы путешествуете по долгу службы, волнующие переживания, связанные в жизнью в гостиницах, достаточно быстро проходят. На стене висит картина, на которой изображен небольшой портовый город. Похоже, что это Средиземноморье с его лазурными волнами и белоснежными домиками. Возможно, это какой-то греческий остров, например Санторини. Все залито солнцем, а в бухте лениво покачиваются небольшие лодочки. Есть там и кафе, в которых, я уверен, звучит радостный смех. По набережной прогуливаются влюбленные, держась за руки. Море кажется теплым и манящим. Картина пробуждает какую-то тоску, но не по отпуску. Отпуск рано или поздно заканчивается. Картина пробуждает стремление к жизни, которая бы длилась вечно.

А теперь давайте поразмыслим… А что если весна и лето — это выраженная на языке природы весть, которую хотел донести до нас Иисус? Ведь в конце концов природа — это еще одно послание, данное нам Богом (см.: Рим. 1:20). Если мы приглядимся повнимательнее, то обнаружим нечто необычайно радостное и удивительное: каждой весной и каждым летом на наших глазах разворачивается картина возрождения мира, и она является точным прообразом того, что произойдет и с нашими жизнями, в соответствии с тем, что обещал нам Бог. Проповедь Иисуса Христа — нечто гораздо большее, чем просто «евангелие, призванное помочь нам справиться с грехом». Радостная весть, которую Он принес, заключается не только в том, что наши грехи прощены. Иисус пришел, чтобы объявить нам о наступлении Царства Божьего.

Что же представляет собой это «Царствие Божие»? Какое значение имеет оно для наших жизней? Говоря коротко, любое царство — это область, где слово царя — закон. Что царь желает, то и происходит. Пришествие Царства Божьего означает, что все будет происходить по Его воле «на земле, как и на небе». Далее, на небе нет греха или несовершенства, там все устроено так, как и должно быть. Задумайтесь на минуту о том, какое это чудо. Разве все наши земные печали не связаны с тем, что все устроено не так, как должно быть? Поэтому когда на земле наступит Царство Божье, начнут происходить удивительные вещи. Убедитесь в этом сами: посмотрите на то, что происходит с людьми, когда через Иисуса Христа их касается Царство Божье. Когда Иисус ходил по земле, «проповедуя Евангелие Царствия», Он также исцелял «всякую болезнь и всякую немощь в людях» (Мф. 4:23). Когда Он «беседовал с ними о Царствии Божием», Он также «требовавших исцеления исцелял» (Лк. 9:11). Здесь есть прямая связь. Действия Иисуса — это иллюстрация проповеди.

Что произойдет, когда мы окажемся в Царстве Божьем? Увечные встанут на ноги и начнут танцевать джигу. Глухие пойдут и купят себе стереофонический музыкальный центр. Слепые отправятся в кино. Мертвые перестанут быть мертвыми, но будут полны жизни и сядут за обеденный стол со всей семьей. Другими словами, все формы человеческого несовершенства будут исправлены. Царство Божье принесет с собой возрождение. Жизнь будет восстановлена в тех формах, в каких она и должна была быть. «В начале», в Эдеме, все создания были совершенны, потому что они были в точности такими, какими Бог их задумал. И чтобы они снова стали совершенными, они не будут уничтожены, а будут исцелены, обновлены, им будет возвращено их совершенство.

Чудеса, которые творил Иисус, были первыми проблесками грядущего возрождения. Объявляя о наступлении Царства Божьего, Иисус сказал: «Се, творю все новое» (Откр. 21:5, курсив автора ). Он не сказал: «Я сотворю все другое». Он имел в виду, что восстановит то, что стало таким несовершенным. «Ты хочешь сказать, что у меня будут новые очки? — спросил мой сын Сэм. — Или ты хочешь сказать, что у меня будут новые глаза и очки мне больше не понадобятся?» Как вы думаете? Иисус не протягивал костыли тем, кто не мог ходить.

Те из вас, кто был чудесным образом избавлен от серьезной болезни, могли бы рассказать об этом лучше меня. Им доподлинно известно о чуде и радости исцеления. Но большинство из нас не испытывало таких ярких ощущений (пока не испытывало). Поэтому позвольте мне использовать более распространенный образ в качестве иллюстрации. Например, грипп — его симптомы знакомы большинству из вас. Несколько лет назад, под Рождество, вся моя семья заразилась очень опасной разновидностью гриппа. Мы в буквальном смысле слова лежали пластом. Нам пришлось снести одеяла и подушки вниз, в гостиную, потому что никто не мог оставаться в своей комнате. В течение пяти дней мы могли лишь лежать на полу и стонать. Мы ничего не ели и не пили. Наш дом был похож на лазарет. Вы же помните, как все это ужасно — лихорадка, боль и невыносимая скука.

Один за другим мы начали выздоравливать. Сначала мы пили только воду. Казалось, это была чистейшая родниковая вода. Я был готов поклясться, что она текла не из того крана, которым я пользовался все эти годы. Затем мы перешли на фруктовые соки. Их вкус был такой необыкновенный, как будто мы ничего подобного в жизни не пробовали. Каждый «новый» продукт питания был для нас настоящим открытием. Когда я лежал на полу чуть живой, я мечтал, что однажды мы всей семьей отправимся в наш любимый мексиканский ресторан. Когда же мы наконец смогли туда выбраться, это было потрясающе — незабываемые ощущения. Все было необычным и совершенно восхитительным. Даже то, что мы просто были живы, казалось чудом. Наши тела были «возрождены».

После недели, проведенной взаперти, возможность выйти на улицу воспринималась как освобождение из тюрьмы. Мне хотелось летать, хотелось делать все дела одновременно. Остается только представить, что испытывает тот, кто впервые за долгие годы начал ходить. Или тот, кто всю жизнь был слеп и вдруг обрел зрение. Такая радость, такое чудо!

В своей книге Pilgrim at Tinker Creek Энни Диллард рассказывает историю о слепых людях, которые одними из первых перенесли операцию по устранению катаракты:

Окружающий нас мир действительно необычайно красив. Можете ли вы представить себе, что впервые увидели полевые цветы? Прав был Джерард Мэнли Хопкинс, когда сказал: «Мир пронизан Божьим величием». Возможно, потому «сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса», как говорит Иоанн Богослов, что все мы просто лишились дара речи (Откр. 8:1). И возможно, наши последующие восторженные возгласы, выражающие радость и изумление, — это и есть пение хора, возносящего славу Богу. «Смотрите, какая красота! Да, и вон туда тоже посмотрите! О, Боже! Как это прекрасно!» Даже тем из нас, кто всегда мог наслаждаться красотой окружающего мира, покажется, будто он видит это впервые. Т. С. Элиот писал в своем произведении «Литтл Гиддинг»:

Говоря о человеке, который не в духе и ведет себя не так, как обычно, мы замечаем: «Сегодня он просто сам на себя не похож». Это удивительная, чудесная фраза, потому что по сути ни один из нас сегодня не похож сам на себя. В нас скрыто то, что пока недоступно нашему взгляду. Я знаю, что моя жена божественна. Я знаю, что она намного прекраснее, чем сама думает о себе. Я видел проблески ее будущего совершенного образа. Иногда от ее лица исходит такое сияние, как будто кто-то приподнимает вуаль, скрывающую ее черты. Я увидел ее такой прошлой осенью, на закате дня.

Мы решили сбежать от всех на пару дней и отправились в Мексику, чтобы подлечиться, отдохнуть и просто побыть немного вдвоем. Наш выбор пал на отель, расположенный вдалеке от обычных туристических маршрутов. Поэтому тем вечером мы оказались практически в полном одиночестве. Мы сидели на веранде, неспешно ужинали и любовались морем. Наступила ночь, на черном небо ярко сияли звезды. Мы сидели и пристально смотрели на водную гладь, прислушиваясь к шуму волн, звуку прибоя и собственному сердцу. Я повернулся, чтобы украдкой посмотреть на свою жену. Она была прекрасна, освещенная лунным светом, загорелая, отдохнувшая, умиротворенная. Она была красива той совершенной красотой, которую, увы, скрывают повседневные заботы.

У каждого нас бывают подобные моменты, когда проявляется наша истинная природа. Они приходят неожиданно, а затем снова исчезают. По большей части жизнь не дает нам предстать во всей нашей славе, скрытой из-за греха, печали или просто усталости. Когда я вижу старую женщину, скрюченную артритом и годами тяжелой жизни, оставившими отпечаток на ее лице, мне хочется закричать: «Что с тобой случилось, Ева?» Как было бы здорово увидеть ее снова молодой, во всем великолепии возрожденной красоты.

Ученики увидели Иисуса на горе Преображения во всем блеске Его славы. Он был сияющий, прекрасный, царственный. Пред ними предстал Иисус, Которого они знали и любили, только еще более величественный. Мы тоже будем величественны. Иисус называл себя Сыном Человеческим, чтобы ясно дать нам понять: предназначение человека — быть таким, как Он. В образе Иисуса отражена и наша с вами судьба. Разве не в этом кроется секрет любой сказки? Как напоминает нам Фредерик Бучнер,

Я беседовал со многими людьми, которые верят, что мы станем «духами» после смерти, потеряем свои тела и будем парить в воздухе. Некоторые даже верят, что мы превратимся в ангелов. Но я не хочу терять свое тело, мне очень хочется, чтобы оно было обновлено. Когда мы начинаем размышлять о нашем будущем существовании как о чем-то призрачном, таинственном и полностью отличающемся от того, что мы знали до сих пор, мы оставляем его за рамками всех наших надежд. (Вы можете надеяться только на то, что вы желаете.) «Инаковость» лишает это существование всякой силы. Но давайте посмотрим на первый пример воскресения — на Иисуса. Что произошло с Ним после Его смерти? Конечно, Он воскрес. Он воскрес в каком-то ином образе? Нет, в Своем собственном, только исцеленном и полном жизни. А что с Ним случилось потом? Он стал парить в воздухе? Нет, Он стал обедать.

А теперь давайте немного поразмыслим об этом. Представьте себе, что вы — Сын Божий и только что завершили самое главное дело своей жизни — ошеломляющее спасение всего человечества. Вы воскресли из мертвых. Что бы вы стали делать дальше?

Устроили бы пикник со своими друзьями? С нашей точки зрения этот поступок кажется настолько лишенным духовного смысла, настолько банальным… Понимаете ли вы теперь, что вечная жизнь не будет чем-то совершенно «отличным», а будет просто продолжением жизни — только такой, какой она и должна была быть?

Иисус Христос не превратился в некое мистическое духовное начало, откликающееся на вибрации вселенной. У Иисуса было тело, и это было Его тело. Его раны были исцелены, но остались шрамы — не отвратительные, а красивые, как напоминание о том, что Он сделал для нас. Его друзья узнали Его. Они вместе обедали. То же самое ждет и нас в будущем — мы будем исцелены и будем продолжать жить, никогда более не сталкиваясь со смертью. Понимая это, Макдоналд писал в письме к своей жене:

Как нам было сказано, все творение будет стенать до этого дня — дня, когда мы, сыновья и дочери Божьи, станем теми, кем на самом деле являемся.

Как это будет чудесно! Творение Божье и сейчас настолько прекрасно, что дух захватывает. Каким же прекрасным оно будет, когда предстанет перед нами во всей своей славе? Когда я читаю записи Льюиса и Кларка, которые они вели, путешествуя по Дикому Западу, меня переполняет желание увидеть то, что видели они. Великие степи дарили им всю красоту дикой природы, они любовались стадами буйволов, насчитывавших до сотни тысяч голов. Один из первых белых людей, который увидел этот райский уголок, Меривэзер Льюис, написал в своем журнале:

Используя восхитительное выражение Маклина, можно сказать, что это был мир, «еще мокрый от росы». И он снова станет таким, он станет нашим раем. Кажется, мы забыли — или нам никогда не говорили об этом, — что мы не утратим эту землю. Слишком многие из нас думают, что рай находится «где-то там», на бесплотных и неосязаемых «небесах», которые мы и представить себе не можем, где-то на облаках. «Я так люблю землю, — написал один мой друг, — что мне очень грустно думать, будто однажды ее не станет». Возможно, нам всем знакома эта грусть. Но она напрасна. «Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю…» (Ис. 65:17; Откр. 21:1). Когда Он говорил, что творит все новое, Он имел в виду и землю тоже.

Но разве земля не будет уничтожена и разве не отправимся мы все «наверх», на небеса? Апостол Петр написал несколько зловещих слов о конце этого века: «…ожидающим и желающим пришествия дня Божия, в который воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают» (2 Пет. 3:12). Создается впечатление, что вся вселенная превратится в огненный шар. Но погодите, апостол Петр указывал на Потоп во времена Ноя как на символ «дня Господня». Он сказал про Потоп: «…Потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою» (2 Пет. 3:6). Теперь мы знаем, что земля не была уничтожена Потопом. Земля осталась, ковчег не очутился на Марсе. Погибли лишь злодеяния и пороки человеческого рода (см.: Быт. 6–7). Потоп омыл землю, обновил ее. Ной ступил из ковчега вместе со своей семьей на возрожденную землю, чтобы начать все сначала.

Об огне в Писании тоже говорится как об очистительном средстве. Павел писал, что дело нашей жизни будет испытано огнем, как золото. Выгорит лишь шлак (1 Кор. 3:13–15). Именно об этом огне говорил Петр: «Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят (В англ. языке использовано словосочетание laid bare, что значит «остаться обнаженным, раскрытым». — Примеч. пер.)» (2 Пет. 3:10, курсив автора ). Слово «сгорят», которое здесь используется, нужно понимать не как будут уничтожены, а скорее как будут раскрыты. Другими словами, мир «предстанет на суд», и земля будет очищена от всякой неправедности. Ей действительно нужна хорошая чистка. Заявив, что мир пронизан Божьим величием, Хопкинс объясняет, почему мы больше не видим в нем славы Божьей.

Одни бесконечные шахты, рудники и ангары, одни отвратительные вещи мы оставили на земле. Неудивительно, что возгорится огонь Бога-ревнителя; он возгорится для того, чтобы очистить землю, еще раз — и навсегда. Поэтому Иоанн Богослов видел, что новый Иерусалим не парит в облаках, а сходит с неба на землю, и слышал «громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их» (Откр. 21:2–3). Поэтому Даллас Уиллард уверяет нас: «Жизнь, которая есть у нас, людей, сейчас, продолжится в мире, в котором мы сейчас существуем». Земля была нашим домом и будет нашим домом в вечности. Это великое утешение. Когда мы думаем, что вечность «где-то там», в каком-то недоступном нашему представлению месте, нас покидает тоска по дому. Потерять единственный мир, который мы знаем, мир, который полон воспоминаний, который так богат и прекрасен, который таит в себе столько открытий, — значит потерять нечто бесценное, нечто, скрытое глубоко в нашем сердце.

В заключительной части «Хроник Нарнии» кажется, что Аслан приводит это прекрасное королевство к концу, и дети вынуждены оплакивать эту потерю.

Но по мере того как дети продолжают свое рискованное путешествие по стране Аслана, они начинают узнавать каждый камень, каждый ручеек и каждое дерево. Они уже были здесь раньше. А потом, к своей радости и удивлению, они обнаруживают, что Нарния навсегда осталась существовать в стране Аслана, что мир, который они так любили, сохранен, только стал еще более прекрасным и живым, чем прежде.

Наши поиски необыкновенных, острых ощущений не напрасны, совсем нет. Мы просто ведем неправильный отсчет времени. Мы не знаем точно, каким образом Бог сделает это, но уверены в одном: Царство Божье несет с собой возрождение. Будет уничтожено только то, что находится за пределами Божьего мира, — грех, болезни и смерть. Мы же, дети Божьи, небеса и земля, которые Он создал, — все это останется. «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе…» (Ис. 11:6). «…А тебя [Иерусалим] назовут взысканным городом, неоставленным», городом, в котором исполнятся все наши желания (Ис. 62:12). Это очень важно, потому что это напрямую связано с вопросом «Что мы будем делать в вечности?». Если все, что у нас есть, — это нимбы и арфы, то наши возможности крайне ограничены. Но если мы поймем, что нам принадлежит весь мир, мы задохнемся от восторга. Вот что Дж. Макдоналд написал своей дочери незадолго до ее смерти от туберкулеза: