"Свами Вивекананда. Гостинец" - читать интересную книгу автора

Но где же сам Сениста?
- Вам кого? - спросила вошедшая следом сиделка.
- Мальчик тут один лежал. Семен. Семен Ерофеев. Вот на
этом месте. - Сазонка указал пальцем на пустую постель.
- Так нужно допрежде спрашивать, а то ломится зря, -
грубо скаазла сиделка. - И не Семен Ерофеев, а Семен
Пустошкин.
- Ерофеев-это по отчеству. Родителя звали Ерофеем, так
вот он и выходит Ерофеич, - объяснил Сазонка, медленно и
страшно бледнея.
- Помер ваш Ерофеич. А только мы этого не знаем: по
отчеству. По нашему - Семен Пустошкин. Помер, говорю.
- ВОт как-с! - благоприйстойно удивился Сазонка, бледный
настолько, что веснушки выступили резко, как чернильные брызги.
- Когда же-с?
- Вчера после вечерен.
- А мне можно!.. - запинаясь, попросил Сазонка.
- Отчего нельзя? - равнодушно ответила сиделка. -
Спросите, где мертвецкая, вам покажут. Да вы не убивайтесь!
Кволый он был, не жилей.
Язык Сазонки расспрашивал дорогу вежливо и обстоятельно,
ноги твердо несли его в указанном направлении, но глаза ничего
не видели. И видеть они стали только тогда, когда неподвижно и
прямо они уставились в мертвое тело Сенисты. Тогда же ощутился
и страшный холод, стоявший в мертвецкой, и все кругом стало
видно: покрытые сырыми пятнами стены, окно, занесенное
паутиной; как бы ни светило солнце, небо через это окно всегда
казалось серым и холодным, как осенью. Где-то с перерывами
беспокойно жужжала муха; падали откуда-т окапельки воды; упадет
одна - кап! - и долго после того в воздухе носится жалобный,
звенящий звук.
Сазонка отступил на шаг назад и громко сказал:
- Прощевай, Семен Ерофеич.
Затем опустился на колени, коснулся лбом сырого пола и
поднялся.
- Прости меня, Семен Ерофеич, - так же раздельно и
громко выговорил он, и снова упал на колени, и долго прижимался
лбом, пока не стала затекать голова.
Муха перестала жужжать, и было тихо, как бывает только
там, где лежит мертвец. И через равные промежутки падали в
жестяной таз капельки, падали и плакали - тихо, нежно.

IV

Тотчас за больгицей город кончался и начиналось поле, и
Сазонка побред в поле. Ровное, не нарушаемое ни дереовм, ни
строением, оно привольно раскидывалось вширь, и самый ветерок
казался его свободным и теплым дыханием. Сазонка сперва шел по
просохшей дороге, потом свернул влево и прямиком по пару и
прошлогоднему жнитву направился к реке. Местами земля была еще