"Анатолий Андреев. Звезды последний луч (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

и летали к угнетенным братьям на Марс, помогали им делать пролетарскую
революцию!
Маша слушала и робела - здесь было столько ученых, инженеров и других
руководящих товарищей. Она жалась к руке Гусева - уж он-то везде чувствовал
себя, как дома.
Конечно, без митинга не обошлось. Иван, стоя рядом с Лосем, не
вслушивался, а вглядывался в лица выступавших, всматривался в людей,
окруживших импровизированную трибуну. Усталые лица, более чем скромная
одежда, резкие тени от бьющего сбоку прожекторного света - и напряженное
внимание, подавшиеся вперед фигуры, бешеные овации сказанным с трибуны
словам - простым, ясным и оттого до конца понятным и необходимым. Иван вдруг
остро почувствовал, что вокруг - Петроград двадцатых годов, трудное,
голодное, но и счастливое время. Не за горами, кажется, мировая революция;
весь мир разорвался пополам, и меньшая, совсем молодая половина в, голоде и
холоде ломает старое и возводит новое. Новое - во всем: в названиях улиц и
первых субботниках, в директорах и наркомах, вчера еще стоявших у станка и
горячим вихрем революции выдвинутых вперед, в жарких спорах и яростном
труде, в стремлении все успеть и всему научиться. Все казалось и было
доступным - построить новый мир и выполнить план ГОЭЛРО, дать крестьянам
трактор и создать новую, советскую литературу, восстановить трикотажные
фабрики и полететь на Марс... Иван тяжело и восторженно перевел дыхание и
зааплодировал Лосю, который вместо заготовленной речи сказал глухо:
- Я, товарищи, не буду речь произносить. Все уже сказали предыдущие
выступавшие. Я только хочу заверить, что я и мой товарищ, Иван Николаевич
Феоктистов, хорошо понимаем и всегда будем помнить, что это Страна Советов
дала возможность построить межпланетный корабль, что Страна Советов посылает
нас на Марс как своих полномочных и официальных представителей. Мы хорошо
понимаем, что если страна решила вместо тракторов, станков, подъемных кранов
и паровозов строить наш снаряд, то она верит нам, надеется на нас. И мы не
подведем! Мы наладим братскую связь между планетами!
Бешено забил Гусев в ладоши, посмотрел зверовато по сторонам - все ли
прочувствовали, все ли рады? Ох, как хотелось Гусеву быть сейчас там,
впереди, вместе с Лосем влезть в железное яйцо! Но хорошо понимал Гусев
дисциплину, знал, что нужен здесь, на Земле, и удерживал себя, только с
большей силой стучал ладонью об ладонь.
Так под овацию и влезли путешественники в снаряд. Люк захлопнулся.
Собравшиеся отхлынули, перетекли на пустырь, вытянулись неровной цепочкой
вдоль ограждающих безопасную зону веревок.
Вот, перекрывая гул голосов и ток крови в ушах, раздался первый тяжкий
удар. От него дребезнули оконные стекла далеко окрест и захлопали спросонок
крыльями голуби на чердаках. Коротким вздохом пронесся шелест по листве. А
потом в сарае низко заревело. Блестя в свете прожекторов, из него выплыло
гигантское яйцо, отстреливающееся треском вспомогательных стабилизирующих
двигателей. Подъем его все убыстрялся. Прожекторный свет уже не мог угнаться
за снарядом, лишь зеленый огонь ракетного выхлопа постепенно таял в вышине,
не теряя своей яркости, а просто уменьшаясь в размере.
Прожектора выключили, но ночь уже не возвратилась. Потянул ветерок.
Поеживаясь от бессонной ночи, утренней прохлады и чувства потери, все
расходились молча. Прошло полчаса, и поблизости никого не осталось. Местные
жители торопливо досматривали сладкий утренний сон.