"Федерико Андахази. Милосердные" - читать интересную книгу автора

прибегну к Вашим услугам. Содержимое шкатулки упростит дело , вот увидите.
Полидори читал рукопись с жадностью. Первый абзац просто-таки поверг
его в изумление. Это были точно те строки, которые он сам хотел написать, и
не только прошлой ночью, но всю свою жизнь. Так, буква за буквой, точка за
точкой, фраза за фразой перед ним разворачивался текст, который его рука
отказывалась начертать. Полидори не мог избавиться от ощущения, что он
читает рассказ буквально тот самый, о котором мечтал. И вот он здесь, он
принадлежит ему, в нем его слава и величие, его бессмертие, эта книга
вознесет его над самим Лордом. Наконец он перестанет быть униженной и
безымянной тенью Байрона. Наконец он заставит зазвучать фамилию, которую его
отец, бедный секретарь, так и не смог прославить.
То будет не плагиат, говорил он себе, и не кража. Разве не будет этот
текст сыном, рожденным от его собственной плоти? Разве не его семя даст
жизнь рассказу, который еще предстоит зачать? Нет, сказал он себе, в самом
что ни на есть прямом, а не метафорическом смысле, ему предстоит стать отцом
новорожденного.
Кроме того, кто ему поверит, если он вдруг решит сказать правду?
Джон Полидори открыл шкатулочку и глубоко вдохнул приятный аромат,
который всегда предшествует самым сладостным грезам. Он боялся галлюцинаций,
вызываемых полынью. Его пугало чрезмерное возбуждение, происходившее от
cannabis . Опий, напротив, погружал его в небесное блаженство. В cannabis
Полидори страшила не утрата стержня, удерживавшего его разум, но, как раз
наоборот, обострение критического мышления, та циклическая переменчивость,
которую он сам определял как волнообразная мысль , что означало следующее:
против любого, приятного помысла - неважно какого - немедленно восставал
другой, карающий предыдущий. Таким образом, со временем Полидори пришел к
выводу, что единственным способом избавить себя от опасности, нависшей над
его рассудком, было физическое страдание, которое лишало его всякой
способности к критическому мышлению. И сколько он ни пытался убедить себя,
что эти муки порождены все тем же особым мышлением, боли в груди или
бесконтрольная частота ударов сердца, которое неслось со скоростью
обезумевшей лошади, рано или поздно становились почти материальными.
Опий, наоборот, полностью освобождал его от каких бы то ни было
критических суждений в отношении собственной персоны и делал это даже лучше,
нежели хрупкий сон, который зачастую прерывался по причине внезапной и
необъяснимой тревоги. В таких случаях он просыпался, охваченный страхом, и
уже не мог ни уснуть, ни избавиться от беспокойства. Опий же погружал его в
светлый сон, свободный, как ни парадоксально, от всякой мысли, в духовную
безмятежность, которая не нуждалась в посредничестве тела. Чистая душа.
Идея. Сон, который снится совершенной сущности.

4
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Уже наступила ночь, когда Джон Полидори сел за secretaire , решив,
наконец, начать церемонию. Он набил свою трубку присланным опием, затем как
был, не раздеваясь, растянулся на кровати и только тогда поднес огонь к
чубуку. Он затянулся и на несколько секунд задержал дым - сначала во рту,
смакуя его вкус. Потом перевел взгляд на черные каменистые горы, силуэты
которых грозно вырисовывались на фоне испуганного неба. Тучи, плывучие