"Песах Амнуэль. Странные приключения Ионы Шекета (#4) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Амнуэль Песах)

СТРАСТЬ И ТРАГЕДИЯ ХАНЫ КАРЕНН

Третий мой роман, названный по имени главной героини «Хана Каренн», повествует о печальной судьбе аборигенки, обитающей на планете Облон в системе, которую с Земли не видно даже в телескопы, поскольку, как я полагаю, этой системы на самом деле не существует в природе.

Хана (знакомые звали ее уменьшительным именем Аннинушечка) лелеяла девичью мечту выйти замуж за принца, явившегося либо из системы туманности Конская голова, либо, на худой конец, с одной из планет Бетельгейзе. И не спрашивайте, почему Аннинушечке грезился принц именно из этих галактических задворок — то, о чем мечтают экзальтированные девицы, не способен понять никто, даже придумавший их автор.

Принц однако не явился (да и как он мог это сделать, если в системах Конской головы и Бетельгейзе к тому времени еще не существовало межзвездных коммуникаций даже на уровне никому не нужного радио?), и Хану выдали замуж за старого, но богатого и знатного аборигена по имени Паша Каренн — вот откуда, кстати, у моей героини появилась фамилия, которую она называла всякому, кто желал познакомиться с этой импозантной, знавшей себе цену дамой.

Я долго размышлял над тем, нужны ли в моем романе эротические сцены. Читатель любит эротику — это понятно. Мой компьютер, не при нем будь сказано, любит эротику еще больше, хотя, ясное дело, не способен лично испытать ни единой эмоции, связанной с этой стороной человеческого существования. Эротика для моего компьютера — способ повышения покупательной способности создаваемого нами товара.

Возникло затруднение. С одной стороны, роман без эротики не будет иметь успеха на рынке. С другой стороны — какая, к черту, эротика на планете Облон, где детей никто не хотел рожать даже в пробирке! Паша Каренн женился на Аннинушечке (Хане) вовсе не для того, чтобы создавать молодое поколение, а по той причине, что каждый облонец старше шестидесяти оборотов планеты должен иметь спутницу жизни, чтобы было кому положить его в капсулу после ухода в иной мир — ведь никто, кроме жены, просто не захочет этого делать!

Будучи автором, я дал задание, а мой компьютер, будучи талантливым исполнителем, придумал для моих героев такую эротику, какая не могла не привести к трагическому повороту сюжета. Оказывается (честно — я бы сам до этого не додумался), на планете Облон дети рождаются из сгущения воздуха, а воздух сгущается в нужном месте только в том случае, если супружеская пара дуэтом читает ею же сочиненные тексты самого что ни на есть непристойного содержания. Вы ж понимаете, я не мог вставить в свой роман непристойные слова, даже если они сказаны были на языке, абсолютно непонятном земному читателю. Но натуралистическое описание того, как Паша и Хана становятся в позу (фантазируйте, фантазируйте! ) и вопят натужными голосами тексты, которые у них самих (особенно у целомудренного Паши) вызывают острое неприятие, это описание нам с компьютером удалось как нельзя лучше. Почитайте — убедитесь.

Итак, у Паши с Ханой родился сын Этя, которого моя героиня обожала, забыв о том, сколько непристойных слов сказано было в адрес еще не рожденного существа.

Прелюдия к трагедии начинается, когда на одном из балов Хана случайно знакомится с красивым кавалером Алеком Вроном. Офицер галактической гвардии! Мундир! Собственная лошадь, чего не каждый офицер мог себе позволить по причине высокой стоимости биогенетического конструирования. Хане это было ясно, а читателю пришлось объяснить, что лошадь на Облоне — искусственно синтезируемое животное, способное не только скакать галопом, но готовое и в космос со своим хозяином отправиться, поскольку у каждой лошади имелась в брюхе вживленная ракетная система. Дорогая игрушка, но у Алекса Врона она была, и Хана не могла не обратить на это своего женского внимания.

Если вы думаете, что между Алеком и Ханой вспыхнула любовь с первого взгляда, то вы глубоко заблуждаетесь. Это была не любовь. Это была страсть. Это был тайфун. Это был ураган, способный смести со своего пути каждого, кто сдуру решил бы указать нашим героям, что при живом муже закон Облона запрещает эротические вокальные контакты.

Хана и Алек так вопили, а тексты их эротических гимнов были так непотребны, что бедный супруг Паша Каренн просто не мог их не услышать. Сначала он не поверил собственным ушам: его любимая жена, мать его единственного сына? Да еще на балу! При всем честном народе!

— Дорогая, — сказал Паша Каренн жене, когда после окончания торжественного мероприятия они вернулись домой и разогревали себе на кухне напиток, который я назвал чаем только потому, что не сумел придумать другого названия для этой жидкой смеси, настоянной на испарениях вулканов Облона. — Дорогая, ты слишком громко пела с этим хлыщом Вроном. Я не могу этого допустить. Это ты прекрати. Тем более, что у тебя нет ни слуха, ни голоса, в чем я успел убедиться за годы нашего супружества. Когда ты молчишь, то выглядишь восхитительно. Но стоит тебе раскрыть рот…

— Паша! — возмутилась Хана. — У нас сын! Как бы мы с тобой могли его создать, если бы у меня, как ты говоришь, не было ни слуха, ни голоса?

— Вот как! — раскричался обманутый супруг. — Я тебе запрещаю! Ты больше никогда не увидишь моего Этю!

— Нашего Этю!

— Моего! Или мы — или Врон!

Такая вот дилемма.

Паша Каренн удалился, воображая, что поставил супругу в безвыходное положение, ибо какая мать откажется от сына в пользу любовника? Но он плохо знал Хану! Кстати, автор в моем лице знал свою героиню не лучше. Я хотел описать бурную сцену между Ханой и Алеком — слезы, стенания, в общем, все в лучших традициях любовных триллеров. А получился просто кошмар. Хана отправилась к Врону в его офицерское логово и сказала:

— У твоей лошади есть встроенный ракетоноситель? Давай улетим в космос. Я готова на эту жертву во имя нашей страсти.

Врон, надо сказать, был на такую жертву не готов. Офицер на хорошем счету, возможность повышения в чине и мечта о собственной гвардии… Страсть — это замечательно, но карьера…

Такая вот дилемма.

— Хана, — сказал Врон, — я готов ради тебя на все. Но завтра начнется экваториальный забег, и я на своей лошадке должен занять первое место. Приз — куча денег. Я стану богат, и тогда мы улетим…

Я бы на месте Ханы сразу понял, что любовник обманывает. Это был хороший способ скрыться от Ханы за горизонтом событий, но Аннинушечка, как женщина необразованная, даже не знала, что в экваториальном забеге гонщики скачут до эргосферы черной дыры, расположенной неподалеку от Облона. Конечно, я мог бы предупредить свою героиню о коварстве вероломного Врона, но в литературных сочинениях я всегда придерживался принципа невмешательства.

Единственное, что я мог себе позволить в данной ситуации — столкнуть лошадь Врона с орбиты. Метеор был небольшим, но массы его оказалось достаточно, чтобы Алек свалился с лошади, ударился о край эргосферы черной дыры, получил восемнадцать переломов и сто тридцать четыре вывиха и потерял сознание, которого у него, впрочем, и прежде было немного.

Я бы на месте Врона умер на месте, и сюжет на этом закончился бы к радости бедняги Паши Каренна и его сына Эти. Но литературные герои почему-то обладают совершенно невероятной живучестью.

— Ах! — воскликнул переломанный в восемнадцати местах Алек Врон и упал в гравитационную дыру, заполучив еще один перелом.

— Ах! — воскликнула Хана Каренн и, не обращая внимания на призывы супруга, наблюдавшего за гонкой в телескоп из своего кабинета, бросилась к поверженному любовнику.

Большего оскорбления семейной чести придумать было невозможно. Я и не придумал — это все была чистая самодеятельность моей героини, настолько уже потерявшей рассудок, что никакая авторская воля не могла помешать Хане сделать то, чего не сделала бы ни одна здравомыслящая женщина Облона и ближайших рукавов Галактики.

Девятнадцать переломов заживали у Врона месяца два, а вывихи Алек долечивал в лучшей больнице планеты, и Хана находилась с ним неотступно, бросая вызов обществу, законам чести и собственному супругу. Тем временем возмущенный до глубины подсознания Паша Каренн продал дом, разогнал прислугу и уехал с сыном Этей в неизвестном автору направлении. Во всяком случае ни в одном из своих последующих романов я этого типа не встречал.

И вот настала кульминация — Алек Врон здоров, лошади его вживили новый ракетоноситель, и Хана вспомнила наконец, что у нее есть супруг и ребенок. Она говорит любовнику: «Я на минутку, только туда и обратно» и отправляется домой, чтобы забрать любимую пудренницу в форме туманности Конская голова.

И что она видит? Совершенно верно: ничего. Дома нет, мужа нет, сына нет, пудренницы — и той след простыл.

Заламывая руки, вернулась Хана к Алеку, но не застала и его — этот негодник, естественно, воспользовался случаем и смылся на своей реставрированной лошадке в направлении, противоположном тому, куда отправился Паша Каренн. Поскольку оба направления остались автору неизвестны, то помочь своей героине найти хотя бы одного мужчину я не мог. Да и не собирался, честно говоря, поскольку роман нужно было заканчивать.

Полагаю, что финал очевиден. Жизненная катастрофа должна была обрести форму катастрофы природной или техногенной. Природная катастрофа меня не могла удовлетворить как автора. Метеорит падает на голову бедной Ханы — разве это эффектно? Разве это определялось логикой событий? Разве это могло быть результатом принятия ею решения уйти из ненавистной жизни?

— Туда, — говорит себе Хана, слыша грохот опускающегося звездолета, прибывшего с Земли. — Туда, где…

Впрочем, я не стану повторять вам предсмертного монолога моей героини, прочитайте роман сами, это единственное место, которое можно читать без содрогания, потому что знаешь: скоро конец, можно будет бросить наконец книгу в утилизатор и отправиться пить пиво в обществе более приятном, чем придуманные герои литературного произведения.

И не спрашивайте меня, что осталось от Ханы Каренн после того, как на нее опустился звездолет среднего тоннажа. Точка в романе поставлена чуть раньше — финал остался открытым, поскольку так было модно в дни моей юности. Может, Хана и не погибла, успев вовремя отбежать в сторону от посадочного круга. Лично мне кажется, что именно так и произошло, потому что в следующем моем произведении «Четыре сестры» я описал героиню, удивительно напоминавшую то ли погибшую, то ли все-таки спасшуюся Хану.