"Песах Амнуэль. Странные приключения Ионы Шекета (#3) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Амнуэль Песах)

ЛЮБОВЬ АГЕНТА

Сейчас я могу признаться в том, что не всегда был искренним, рассказывая о своих межзвездных странствиях. У читателя могло сложиться представление, будто Иона Шекет — этакий беззаботный миллиардер, путешествующий от звезды к звезде ради собственного удовольствия и жажды приключений.

Конечно, это не так. Не буду о деньгах — это отдельная тема, могу лишь сказать, что я в те годы неплохо зарабывал, но не настолько, чтобы покупать за свой счет билет от Агарани-4 до Биухуды-3. Да и «Бутон», моя любимая колымага, принадлежал мне только на треть — от носового обтекателя до койки в капитанской каюте. Все остальное числилось на балансе Агентурного отдела Службы внешней разведки министерства безопасности Соединенных Штатов Израиля — и сам я со всеми потрохами тоже числился на балансе этого отдела, а каждое мое перемещение от звезды к звезде и от планеты к планете неизменно контролировалось бдительным майором Лившицем, моим непосредственным начальником. Я уж не знаю, каким образом ему становилось известно о том, что агент Шекет, будучи на Риэдосе-5, посетил местный Дом призрения раньше, чем побывал на кладбище рухусов. Факт остается фактом — он это знал, как и многое другое.

Это означает, что следил не только я, но следили и за мной, а того, кто меня опекал, «вели» другие агенты, которые, в свою очередь, тоже становились объектами слежки, и эту цепочку можно было бы продолжать очень долго, если бы не ограниченность народонаселения Галактики, где все-таки не каждый (надеюсь на это! ) был агентом той или иной разведывательной службы.

Когда я задумывался над этой проблемой, то начинал подозревать, что левое полушарие моего мозга следит за правым — и наоборот, естественно, — а когда я возвращаюсь на Землю, то дважды, сам того не подозревая, являюсь к майору Лившицу на доклад: сначала докладывает мое левое полушарие, выставляя правое в самом невыгодном свете, а потом приходит очередь правого, и тогда левое полушарие выглядит просто нелепо со своей жаждой всеобщей космической справедливости.

Как-то я уже рассказывал о своем романе с прекрасной Бриганцей с Альдерамина-6. Конечно, в том рассказе я представил дело так, будто любовь вспыхнула в моей душе, едва я увидел это удивительно нежное создание о семнадцати щупальцах и шести нижних конечностях, способных удавить амазонскую анаконду. Надеюсь, что вдумчивый читатель мне не поверил и решил, что Иона Шекет находился в то время под действием излучения радиоактивного амория, самого гнусного из наркотиков с Хирикерика-883, способного внушить нежные чувства даже к статуе полководца Маазака Геринайского, бывшего при жизни таким гадом, что, когда он наконец скончался в болотах Сырта, его собственные солдаты съели военачальника с потрохами, чтобы не пачкать чистую болотную жижу смрадными останками.

Сейчас я могу признаться в том, что вовсе не любил бедную Бриганцу, а выполнял агентурное задание.

В одном романе прошлого века я прочитал слезливую историю о разведчике, оставившем дома жену с ребенком и уехавшем в дальнюю страну, чтобы добывать информацию о дьявольских планах заокеанского агрессора. Командировка затянулась на двадцать лет, и разведчик, чтобы не выдать себя, женился на иностранке, родил с ней восемь детей, но все время думал о той, кому вынужден был изменять ради главной любви — любви к Родине. М-да. Этот разведчик по сравнению со мной был просто невинным младенцем. Хотел бы я посмотреть, как он из-за любви к Родине станет входить в телесно-ментальный контакт с дамой, масса которой соответствует массе приличного боевого катера класса «Мегидо».

Так вот, госпожа Бриганца, по имевшимся у майора Лившица сведениям, располагала информацией о намерениях лисканцев совершить диверсию в космопорту Бен-Гуриона во время прибытия на Землю правительственной делегации Центрально-галактической Федерации. Возможно, такой же информацией располагал и кто-то другой — наверняка, например, в курсе дела были сами лисканцы, в частности, сотрудники их Разведывательного корпуса, с которыми у нас были замечательные отношения. Но среди разведчиков всегда считалось непрофессиональным прямо спрашивать друг у друга о намерениях, планах и способах исполнения. Я уверен: если бы майор Лившиц позвонил на Лискан-11 и задал своему коллеге вопрос по существу проблемы, то ответ оказался бы исчерпывающим и позволил бы предотвратить не только данный теракт, но и многие другие, о которых знал лисканский резидент. Так нет же! Поступить так не позволяла профессиональная гордость. Информацию нужно было заполучить по независимым каналам — например, поручив агенту Ионе Шекету познакомиться с госпожой Бриганцей.

Знакомство удалось без проблем — с альдераминскими женщинами проблемы начинаются гораздо позже. Мы побеседовали о сущности конпрессионизма и галактического сомнамбулизма, сходили в ресторан, где моя дама умяла живого марсианского форшанга (мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть его предсмертного восторга), а потом — сам уж не помню как — оказались в номере межпланетного отеля. Предстояло главное: чтобы овладеть нужной информацией, я должен был сначала овладеть госпожой Бриганцей.

Теоретически процедура была мне известна, но разве не сказал классик о том, что теория суха, в отличие от зеленеющего древа жизни?

— Иона! — воскликнула милая Бриганца, прижимая меня к стене грудными пластинами. — Иона, я никогда не встречала в своей жизни такого великолепного мужчину!

Я понимал, что ровно то же самое дама говорила всем своим любовникам, количество которых наверняка превышало десяток тысяч, учитывая длительный жизненный цикл альдераминцев, достигающий трех с половиной тысяч земных лет. Но все равно приятно слышать, когда тебя называют великолепным мужчиной. Приходится соответствовать.

— Бриганца! — завопил я, чтобы быть услышанным, ведь у альдераминцев очень слабо развит слух. — Милая! Страсть моя не знает границ! Но есть одно препятствие для нашей любви, и оно представляется мне непреодолимым!

— Непреодолимым? — удивилась Бриганца и ухватила меня за шею восьмым нижним щупальцем, что означало высшую степень сладострастия. — Для любви нет преград!

— Есть! — твердо сказал я, пытаясь — разумеется, безуспешно, — вырваться из убийственных объятий. Наступил самый ответственный момент операции. Либо я узнаю все, что мне нужно, и вернусь домой со щитом, либо Бриганца догадается о моих гнусных намерениях, и тогда мне не суждено вернуться даже на щите, поскольку жертву альдераминской любви обычно собирают по каплям, и даже лучший регенерационный аппарат не желает принимать на восстановление столь сурово переработанный материал.

— Есть! — повторил я. — Для того, чтобы любить, нужны чистые помыслы. Думать нужно только о предмете страсти и ни о чем ином.

— Милый! — прошептала госпожа Бриганца, едва не разрушив мои барабанные перепонки. — Я думаю только о тебе… Никаких иных мыслей в моей голове нет и быть…

— Есть! — повторил я в третий раз. — Я чувствую. Я знаю. Я вижу. Ты думаешь о том, как лисканские агенты будут проводить террористическую акцию на Земле. Мне это мешает. Я ревную.

— Шекет, — с подозрением проговорила госпожа Бриганца, — ты можешь читать мысли? Если да, то должен знать, что меня абсолютно не волнуют лисканские агенты. А если нет, то откуда тебе вообще известно о том, о чем я даже и думать не хочу?

Хороший вопрос, и отвечать нужно было сразу, не показывая сомнений.

— Милая Бриганца, — ласково сказал я, — конечно, я вижу, что лисканские агенты тебя абсолютно не волнуют. Но мысль эта гнездится в сером кубике твоего мозга, во-он в том уголке, она мерцает и жжется, она заставляет меня ревновать, я выхожу из себя, я больше не могу, я… Нет, милая Бриганца, ты должна избавиться от этой мысли, ты должна ее извергнуть, иначе между нами все кончено. Любовь должна быть абсолютной, или это не любовь.

— Или это не любовь, — повторила бедная Бриганца, оцепенев от горя. Ее многотонное тело все сильнее прижимало меня к стене — ощущения мои легко представит каждый, кому доводилось попасть под гидравлический пресс. Пока, насколько я мог судить, у меня сломались всего два ребра, но дело наверняка этим не ограничилось бы.

— Это не любовь! — воскликнул я.

— Что же делать? — трагически вопросила госпожа Бриганца.

— Ну, ты сама должна понимать, — пыхтя, сказал я. — Избавься от этой мысли, и все дела.

— Как? Как можно избавиться от мысли?

— Да скажи ты ее вслух, черт побери! — вышел я из себя, не думая о последствиях. — Высказанная мысль подобна птице: назад ее не вернуть, а поймать ее никто не успевает.

— Ты прав, Иона, — сказала госпожа Бриганца, задумалась на мгновение и сообщила: — Лисканского агента зовут Хлабур, он прибудет на том же корабле, что делегация Галактической Федерации. Атомная мина находится в желудке у Хлабура, он проглотил ее еще на прошлой неделе. Хлабур так гордится поручением!

— Фу! — сказал я. — И эта информация мешала тебе полностью отдаться любви? Я поражен, Бриганца…

— Иона, я вовсе не думала о бедняге Хлабуре, он был плохим любовником. Я люблю только тебя, теперь ты это понимаешь?

Конечно, я понимал. И еще я понимал, что не могу допустить начала любовного акта — жертвовать собой во благо отчизны вовсе не входило в мои планы. Под натиском милой дамы уже хрустели оставшиеся пока целыми кости, я нащупал языком кнопку на десне и задействовал катапультирующее устройство, расположенное в башмаках.

Мне жаль Бриганцу. Это было жестоко. Не физическая боль ужасна — наверняка на бедную женщину направленный взрыв пиропакета произвел не большее впечатление, чем легкий хлопок по интимному месту. Но предательство любви! ..

Когда раздувшийся гипермешок катапульты уносил меня в открытый космос, я продолжал слышать вопли моей несостоявшейся любовницы, и мне даже казалось, что я различаю слова: «Вернись, я все прощу! »

Как же, держи карман.

Что мне остается добавить? Естественно, лисканского агента обезвредили, майор Лившиц получил благодарность командования за блестяще проведенную операцию, а я пролежал два дня в госпитале, пока мне склеивали ребра и производили косметический ремонт нервной системы.