"Павел Амнуэль. Дорога к себе" - читать интересную книгу автора

начавшемся разговоре, а Жанна Романовна Медовая взглядом вытаскивала из него
фразы, которые он не собирался произносить, а она хотела услышать.
- Идемте, - сказала женщина и медленно пошла в сторону пешеходного
перехода, а Мерсов поплелся следом, ничего не понимая, подобно роботу,
повинующемуся вербальным командам.
На другую сторону - в сквер, к пенсионерам - Жанна Романовна переходить
не стала, метрах в десяти от угла в двухэтажном доме, в створе между двумя
магазинами одежды, оказалась дубовая парадная дверь со звонком и табличка с
фамилиями жильцов, которую Мерсов не успел прочитать, потому что женщина
открыла дверь своим ключом и кивком пригласила войти. Сделав шаг, Мерсов
оказался в полной темноте, дверь на улицу захлопнулась позади него с громким
щелчком, и он почему-то подумал, что попал в ловушку: Жанна Романовна
впустила его, а сама осталась снаружи, и теперь он будет тут тихо умирать и
даже кричать не сможет, потому что здесь нет воздуха - космическая пустота,
в которой не распространяются звуки, и где, конечно, невозможно дышать.
Мерсов судорожно вздохнул, к ужасу своему действительно убедившись, что
дышать нечем, он закашлялся, но в это мгновение под потолком вспыхнула
тусклая лампочка, и все изменилось - и воздух появился, правда, довольно
влажный и затхлый, как в погребе, и лестница, ведущая на второй этаж, и
беленные стены, где на высоте чуть выше человеческого роста кто-то нацарапал
гвоздем: "Маша иди ты в". Слово, указывающее направление, куда должна была
идти неизвестная Маша, было старательно замазано белой масляной краской.
Медовая не осталась на улице, она возилась с замком, пока Мерсов
рассматривал стены, а потом направилась к лестнице, еще одним кивком
пригласив Мерсова следовать за ней.
И он пошел, хотя больше всего ему сейчас хотелось оказаться в своей
квартире, перед компьютером, и не думать не только о предстоявшем разговоре,
но и о том, что привело его на Шаболовку.
На втором этаже был короткий коридорчик с тремя в ряд дверями. Медовая
открыла среднюю, Мерсов вошел следом за ней в комнату с двумя окнами на
улицу и увидел сквер и аллею, по которой шел минуту назад, и старичков,
толпившихся у газетного киоска.
Жанна Романовна задернула длинные темные занавески сначала на одном
окне, потом на другом, включила пятирожковую люстру, внешний мир отрезало,
они остались вдвоем, и Мерсов был почему-то совершенно уверен, что женщина
эта живет вовсе не здесь, не могла она здесь жить, не женское это было жилье
и даже, возможно, не мужское, а место какое-то присутственное, канцелярское,
Мерсов не сразу понял, почему такая странная мысль пришла ему в голову.
Усевшись - Жанна Романовна кивком показала ему на стул, - Мерсов огляделся и
увидел большой, черного дерева, старый письменный стол с двумя огромными
тумбами и ящиками, наверняка заполненными никому не нужными бумагами, перед
столом стояло кожаное кресло точно такого же цвета, что и куртка на Жанне
Романовне - неизвестно, как подбирали цвета, если вообще это не было делом
случая: то ли Медовая покупала куртку, помня о кресле, то ли кресло сюда
приволокли, когда Жанна Романовна купила себе новую куртку...
Вдоль всех стен стояли книжные стеллажи - даже вдоль стены, выходившей
на улицу, в простенке между окнами тоже стояли книги, много книг, новые и
старые, на русском и на разных других языках. Можно было бы сказать, что это
жилище московского интеллектуала начала прошлого века, но жилищем эта
комната быть все таки не могла, потому что, кроме стола, кресла и двух