"Песах Амнуэль. Слишком много Иисусов" - читать интересную книгу автора

В операторской в тот день дежурил Алекс Раскин - человек достаточно
опытный. Пробежавшись по генетической карте Ицхака Кадури, Рискин
действительно отыскал Коэна, который возжигал жертвенные огни во Втором
храме в тридцатых годах нашей эры. После чего оператор передал управление
альтернативами на автомат, поскольку ему было решительно все равно, в
какой из бесчисленных вероятностных миров отправить ученика иешивы.
Когда ранней весной 3794 года от Сотворения мира проповедник по имени
Иисус Назаретянин прибыл в Иерусалим через Львиные ворота, предок Ицхака
Кадури, покупавший на Виа Долороса золотое кольцо, сделал две вещи:
во-первых, послушал проповедь, во-вторых, побежал в Храм жаловаться. В
альтернативном мире, куда только и мог попасть Кадури, предок его,
естественно, слушать проповедь заезжего глупца не пожелал. Означенный
предок был возмущен до глубины души, преданной Творцу. А тут еще
добавилось собственное возмущение Ицхака Кадури, взлелеянное двумя
тысячелетиями ненависти к самозванцу, из-за которого еврейскому народу
были причинены многочисленные страдания. Возмущение, возведенное во вторую
степень, оказалось так велико, что предок господина Кадури поднял камень и
бросил его в проповедника со словами:
- Уходи, собака!
А Ицхак Кадури, который в это время находился в теле своего предка,
еще и добавил. Этого делать нельзя было ни в коем случае.


Пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат возлежал в тени
смоковницы и глядел на вазу с фруктами, которая закрывала ему вид на
Масличную гору. Можно было позвать Неврона и приказать, чтобы он
переставил вазу. Но для этого прокуратор должен был приподняться и
нашарить позади себя серебряный колокольчик. Неохота. Жара. В этой Иудее
всегда жара. Особенно когда нужно кого-то судить. Как сегодня.
Когда ввели изможденного бородатого еврея в драном хитоне и с
кровоподтеками на лице, Понтий Пилат, морщась, заставил себя сесть и
облокотился о низкий заборчик бассейна. Теперь ваза не заслоняла вида, но
мешал этот еврей, решивший почему-то, что нет лучшего занятия, чем
проповедовать в Иерусалиме. Правильно его побили.
- Имя, - лениво сказал прокуратор.
- Иешуа, - смиренно отозвался еврей и поморщился: он с трудом стоял
на ногах.
- Философ?
- Я говорю с людьми. Разве это преступление?
- Нет, - равнодушно сказал прокуратор.
- Тогда зачем же меня схватили твои стражники?
- Ты дерзок, - сказал Пилат, с трудом сдерживая зевоту. - Они всего
лишь спасли тебя от побития камнями. И теперь мне нужно решить, позволить
ли людям продолжить это богоугодное занятие.
- Нужно, - внушительно сказал Иешуа, - возлюбить ближнего как самого
себя.
- О да! - хмыкнул Пилат. - Вы, евреи, любите парадоксы. Могу ли я
любить тебя как себя? Если я сделаю эту глупость, мне придется посадить