"Песах Амнуэль. Высшая мера" - читать интересную книгу автора

ПОЕДИНОК

Шнур, все более раскаляясь, пронизывал серую топь, в которой нечем
было дышать и незачем думать. Я думал, что повторю прежний путь, но
почему-то выскользнул почти сразу, и увиденное было так неожиданно, что я
на мгновение решил, что меня вытолкнуло назад и ничего больше не
получится.
Был я и не я. Я удобно сидел на стуле, откинувшись на высокую спинку.
Комната была маленькая, грязно побеленная, в зарешеченное окно слева
сквозь пыльное стекло светила рыжеватая вечерняя луна, передо мной на
письменном столе, старом, но прочном, лежала тоненькая папочка с бумагами.
У противоположной от окна стены стоял массивный, уверенный в себе сейф. На
табурете, не у стола, а поодаль, на полпути к закрытой двери, сидел,
согнувшись, человек в жеваном костюме, имевшем когда-то светло-коричневый
цвет, а сейчас более похожем на тряпку, о которую долго вытирали ноги.
Руки мужчины лежали на коленях, лицо узкое, с нелепыми кустистыми бровями
выглядело бы смешным, если бы не трагический взгляд огромных глаз. Глаза
мужчины закрылись, и я, не меняя позы, сказал коротко и жестко:
- Не спать!
Я вовсе не повышал голоса, но мужчина вздрогнул, мгновенно
выпрямился. Чтобы он окончательно проснулся - работать нам предстояло
долго, всю ночь, - я включил настольную лампу (в патрон сегодня ввернули
новую, более мощную, завхоз сделал это лично для меня, хорошая лампа,
свечей триста) и направил свет в лицо мужчине. Он быстро заморгал, но
взгляда не отвел, рефлексы работали, слава богу, не первую ночь мы вот так
сидели друг перед другом, беседовали. Я многое знал о нем, он обо мне -
гораздо меньше, хотя иногда мне казалось, что он читает мысли, провидит
будущее и знает прошлое; от этого ощущения мне хотелось коротко взвыть и
хрястнуть этого еврея по его нелепому черепу чем-то тяжелым, чтобы мозги
прыснули, и тогда я, возможно, узнал бы, о чем он думает.
Я придвинул к себе бланк, обмакнул в чернильницу перо, испачкал
кончики пальцев (завхоз, подлюга, опять долил до краев), написал привычно,
как уже третью неделю писал почти каждый вечер: "Мильштейн Яков
Соломонович, 48 лет, беспартийный, из служащих, еврей."
- Рассказывайте! Мильштейн поднял на меня удивленный взгляд (он ждал
других слов?). Так начинался наш разговор всегда, ничего сегодня не
изменилось.
- О чем? - вопрос тоже давно стал традиционным, как и мой ответ:
- О вашей антисоветской деятельности в пользу международного
сионизма.
Что я говорю? Кто я? Где? Впрочем, шок уже прошел, и я прекрасно
понимал, что, где и даже когда. Я - я! - взвесил на ладони тяжелую
пепельницу, чтобы этот плешивый Мильштейн увидел и оценил. Вспомнил, что и
в этом жесте нет ничего нового - ритуал бесед отработан, и каждую ночь я
позволял появляться в наших отношениях только одному (не более!) новому
штриху, но именно этот штрих в силу своей неожиданности и отклонения от
сценария выводил Мильштейна из себя и позволял мне продвинуться на один
небольшой шаг. Шаг сегодня, шаг завтра, время есть, из шагов складывается
дорога.
За кого я думал? За себя, Лесницкого? Или за следователя МГБ