"Александр Амфитеатров. Женское нестроение" - читать интересную книгу автора

Марьи Ивановны", на своемъ тридцатирублевомъ жалованьи, обязанныя изъ него и
сами кормиться, и семьямъ посылать, беззащитны столъ же, какъ и былыя
"Машки-подлянки"; но - помилуйте! куда же ихъ занятнЪе и прiятнЪе! Что такое
была "Машка-подлянка"? ДЪвка-дура, ходячее мясо, самка безсловесная. A вЪдь
Марья-то Ивановна - барышня, она наукамъ обучалась, по-французски съ грЪхомъ
пополамъ говоритъ, книжки читала, съ нею и о чувствахъ потолковать возможно,
и въ любовь, до поры до времени, благородно поиграть. И удовольствiе свое
получилъ, и иллюзiю соблюлъ, - какой, Господи благослови, шансъ
образованнаго развлеченiя въ деревенскомъ невЪжествЪ!
Съ одной стороны - обольщенiе, съ другой - постоянная возможность
неотвратимаго нравственнаго насилiя, и горитъ между этими двумя огнями
бЪдная женская жизнь, и нЪтъ ей ни жалости, ни пощады. МнЪ скажутъ: ну,
голубчикъ, пошли преувеличивать! Не всЪ же падаютъ, многiя выходятъ изъ
борьбы побЪдительницами... Да, еще бы всЪ! Этого только не хватало! Еще бы
всЪ! ВЪдь и между Машками были такiя, что въ омуты бросались, въ петлю
лЪзли, a чести своей аглицкимъ милордамъ не отдавали. Но альтернатива-то -
именно та же самая: то-есть - между омутомъ, петлею и благосклонностью
аглицкаго милорда.
iенскiй трудъ обезпеченъ въ спокойствiи своемъ только тамъ, гдЪ
порядочны мужчины. Когда мнЪ возражаютъ многiя нетрудящiяся женщины, что отъ
самой дЪвушки вполнЪ зависитъ поставить себя такъ, чтобы ее уважали, не
смЪли къ ней "лЪзть" съ глупостями, понимали ея порядочность и
неприкосновенность, - я, грЪшный человЪкъ, думаю, что это фразы. То-есть,
можетъ быть, и не вовсе фразы для гостиной, но въ магазинЪ, конторЪ, банкЪ,
на телеграфЪ - "слова, слова, слова" и только.
- Какое несчастье быть хорошенькою! - искренно вырвалось восклицанiе y
моей знакомой барышни, горемычной красавицы, работающей въ одной изъ
петербургскихъ банкирскихъ конторъ.
- Что такъ?
- Да то, что вЪчно чувствуешь себя дичью, которую всякiй норовитъ
поймать, зажарить и съЪсть.
A другая говорила мнЪ:
- Ъ насъ хорошiй составъ служащихъ: всЪ люди вЪжливые, не нахальные, a
все-таки я чувствую, что какъ-то опускаюсь между ними, внизъ качусь...
Держать себя я умЪю, и, конечно, никому не позволю неприличныхъ отношенiй,
но - вотъ въ томъ-то и бЪда, что понятiе неприличныхъ отношенiй ужасно
растяжимо.
- То есть?
- Да вотъ, напримЪръ, я до поступленiя на службу не знала ни одного
скабрезнаго анекдота, a теперь y меня ихъ въ памяти - цЪлая хрестоматiя.
- Откуда же такая просвЪщенность?
- A отъ Карла Францовича, - это главный агентъ нашъ. Прекрасный
человЪкъ и добрый очень, но - прямо ужъ слабость такая: не можетъ мимо
жевщвны пройти, чтобы не сказать двусмысленности. Я сперва хмурилась было, a
ему - какъ съ гуся вода. A товарки по службЪ говорятъ: вы напрасно дЪлаете
гримасы Карлу Францовичу! Онъ мстительыый, онъ васъ подведетъ... Ну, я и
подумала: что же, въ самомъ дЪлЪ, врага наживать? Пусть себЪ вретъ, что
хочетъ! ВЪдь меня отъ того не убудетъ...
Сегодня "меня не убудетъ" - отъ того, что выслушаю сомнительный
анекдотъ отъ главнаго агента Карла Францовича.