"Андрей Амальрик. СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)" - читать интересную книгу автора

несколько мужчин, остановившихся впереди нас и как бы поджидавших кого-то,
но, может быть, нас это уже не касалось. Забегая вперед, скажу, что в
Ворсино мы не чувствовали никакой слежки, я сидел дома и спокойно писал эти
записки.[8] К прокурору я, конечно, не поехал, по послал ему телеграмму, что
если у него срочное дело, то милости прошу ко мне. Около одиннадцати мы уже
стучали в темные окошки дома, где я снимаю комнату.
На следующий день, 24 февраля, в Москве начался XXV съезд КПСС.


* * *

Несмотря на как будто благополучный конец, все происшедшее со мной
напугало меня. Напугала, собственно, та нервность, с какой действовали
власти, и то, что в каждый новый момент они как будто не знали, что со мной
делать.
Заходил 18 февраля участковый инспектор на улицу Вахтангова,
возбужденно спрашивал, где я могу быть. 19-го из Боровска послали мне
приглашение на 26 февраля. Заранее еще, прослушивая телефонные разговоры,
узнали, что вечером 20-го я буду в гостях, и схватили по выходе. Повезли
зачем-то в 5-е отделение милиции и там долго выясняли, что делать со мной.
Зачем-то отвезли в Калугу, там опять долго "согласовывали". Повезли 21-го в
Боровск, не возвращая вещи, вроде бы с намерением посадить там на 10-15
суток, - и неожиданно отпустили, сделав только нелепое предупреждение и
столь же нелепое приглашение к прокурору в день открытия съезда.
Посоветовали поехать в Москву к жене - и тут же установили слежку, и не
просто слежку, а с угрозами, чтоб сидел дома на улице Вахтангова - откуда
ранее всеми мерами выживали. И наконец две машины и восемь-десять человек,
приставленных ко мне; ни за кем в Москве, кого я знаю, не было в эти дни
подобной слежки.
Зачем все это? Если уж видели во мне какую-то помеху съезду, не проще
ли было заранее предложить мне уехать из Москвы.[9] Мы и сами с Гюзель
хотели уехать из Москвы накануне съезда.
Вообще в действиях КГБ есть, на первый взгляд, что-то странное. Все их
обращение со мной по моем возвращении из ссылки оставляет впечатление, что
они нарочно провоцируют меня на действия, ими же расцениваемые как
"враждебные", вместо того чтобы дать мне возможность жить спокойно и не
беспокоить их. Даже желая удалить меня из Москвы, они поступают как-то
странно - разрушают наш загородный дом в Рязанской области, так что от него
остается только часть стен, словно в него бомба попала.
Еще в 1970 году Борис Шрагин заметил, что по мере того как советское
общественное движение выходит из подполья, открыто заявляя о себе, "в
подполье" уходит КГБ, и методы его приобретают все более уголовный характер,
даже с точки зрения того государства, безопасность которого он призван
охранять.
Напоминает он своими действиями не только арабскую террористическую
группу, не только сицилийскую мафию, но прямо-таки трущобную подростковую
банду: не только без суда прячут здоровых людей в психушки, не только
похищают на улицах, избивают или угрожают избиением, не только отравляют
наркотиками, но и разрушают и поджигают дачи, крадут деньги, прокалывают
шины у автомобилей, рассылают анонимные письма, часто с матерной бранью, и