"Жоржи Амаду. Тереза Батиста, сладкий мед и отвага " - читать интересную книгу автора

сами собой хвалебные и льстивые вирши и, безусловно, сделал бы это,
если бы совсем рядом с ними не начался скандал, который положил начало
большой драке.
Тесно прижавшаяся друг к другу - щека к щеке - парочка кружилась
в танце. Мужчина, похожий на коммивояжера, во всяком случае, по
одежде: спортивному франтоватому пиджаку, яркому галстуку - и густо
напомаженным волосам, с улыбкой расточал комплименты и клятвы
пышнотелой неопытной девице с миловидным профилем, а девица с
удовольствием внимала его сладким речам и явно восхищалась
элегантностью и изяществом манер партнера, но не сводила беспокойного
взгляда с двери. И вдруг она произнесла:
- Боже, Либорио! - Вырвалась из рук партнера, бросилась было
бежать, но, осознав, что бежать некуда, в ужасе заплакала.
Этот самый Либорио, появившийся в сопровождении трех дружков, чей
приход вызвал панику у девушки, был высокого роста, одет в черное,
точно в строгий траур, с отекшими глазами, редкими волосами,
безвольным ртом и опущенными плечами, ну, ни намека на красоту. Он
подошел к танцующей девушке, встал перед ней и сказал гнусавым
голосом:
- Это так-то, сеньора шлюха, ты пошла в Пропиа навестить больную
мать?
- Либорио, ради Бога, не устраивай скандала.
Коммивояжер, наученный горьким опытом общения с подобными
девицами и не желающий пятнать и без того не слишком незапятнанную
репутацию в фармацевтической лаборатории, по поручению которой он и
разъезжал по штатам Баия, Сержипе, Алагоас ("Превосходный продавец,
способный, предприимчивый и серьезный, однако любящий женщин, кутежи,
потасовки в кабаре и публичных домах и даже подвергавшийся арестам"),
решил потихоньку улизнуть, в то время как его соседи по столу и
профессии поднялись из-за стола на случай, если ему потребуется
помощь.
Поэт уже готов был продолжать крутить Терезу в танце, не придавая
значения случившемуся (в кабаре часто можно увидеть оскорбленного
рогоносца), как прозвучала пощечина, да такая звонкая, что звука её не
заглушила даже музыка. Тереза тут же, когда долговязый снова ударил по
лицу девушку и так же гнусаво, как не раз доводилось Терезе слышать в
прежние времена, сказал: "Сука, научись меня уважать!" - остановилась.
Голос был иной, но слова те же и тот же звук пощечины.
В мгновение ока Тереза вырывается из объятий поэта Сарайвы и
бросается к Либорио.
- Мужчина, который бьет женщину, не мужчина, а слабак... - И,
стоя перед верзилой, она поднимает голову и продолжает: - А слабака я
не бью, я плюю ему в морду.
Плевок летит (играя с мальчишками в разбойников, Тереза
натренировалась и делала это очень метко), но на этот раз цели не
достигает: субъект высокого роста и вместо гадкого гноящегося глаза он
попадает в шею.
- Шлюха!
- Если ты мужчина, ударь меня.
- Сию секунду, сеньора шлюха.