"Жоржи Амаду. Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган (Повесть, Старые моряки #2)" - читать интересную книгу автора

электрические лампы, мы беседуем с судьей обо всех событиях, происходящих
в мире и в нашем предместье. "Правда - маяк, освещающий мою жизнь", -
всякий раз, подняв палец, провозглашает достопочтенный судья. Дона
Эрнестина, толстая, лоснящаяся от пота сеньора, не отличающаяся слишком
большим умом, кивает в знак согласия огромной головой: "Да, правда -
мощный маяк, далеко льющий свой свет". Может быть, именно поэтому свет
маяка не всегда проникает в места, не столь от нас отдаленные, в разные
закоулки, например, в тихий переулок Трех Бабочек, где в маленьком домике,
в тени деревьев, живет красивая, веселая мулатка Дондока, родители которой
обратились с жалобой к судье, когда Зе Канжикинья скрылся, - говорят,
уехал на Юг. Он захватил Дондоку врасплох, по образному выражению старого
Педро Торресмо (убитого горем отца), и тут же улизнул, оставив девушку без
чести и без гроша.
- В нищете, сеньор судья, в нищете...
Судья разразился речью о морали - ее стоило послушать - и обещал
принять меры. Растроганный видом жертвы, улыбавшейся ему сквозь слезы,
судья даже дал потерпевшим немного денег - этому, может быть, трудно
поверить, но часто под крахмальной манишкой чиновника бьется доброе,
отзывчивое сердце, Он обещал дать приказ о розыске и задержании "гнусного
соблазнителя". Он так был возмущен оскорблением невинности, что совершенно
позабыл о том, что находится в отставке, - ведь его уже не послушаются
теперь ни прокурор, ни полицейский инспектор. Он пообещал также
заинтересовать этим делом своих друзей в городе. "Гнусный соблазнитель"
понесет заслуженную кару.
Сеньор Сикейра, несмотря на то что был в отставке, глубоко сознавал
свою ответственность судьи. Поэтому, не смущаясь значительным расстоянием,
он самолично отправился сообщить о принятых мерах несчастной, оскорбленной
семье. Педро Торресмо отсыпался после вчерашней попойки, мать жертвы,
тощая Эуфразия, стирала во дворе белье, сама же жертва хлопотала у очага.
На пухлых губках Дондоки заиграла робкая, но весьма выразительная улыбка.
Судья строго посмотрел на нее и взял ее за локоть.
- Я пришел выбранить тебя хорошенько...
- Я не хотела. Это он... - всхлипнула красотка.
- Ты очень дурно поступила, - судья все еще держал ее упругую руку.
Полная раскаяния, она разразилась слезами. Чтобы как следует пожурить
девушку, судье пришлось усадить ее к себе на колени. Он потрепал Дондоку
по щечке и посоветовал вести себя скромнее. Восхитительная картина:
неподкупная суровость судьи в соединении с терпимостью и добротой
христианина. Дондока спрятала разрумянившееся личико на плече утешителя.
Зе Канжикинья так и не был найден, зато Дондока с того достопамятного
посещения попала под покровительство Правосудия. Она стала владелицей
домика в переулке Трех Бабочек, ходит разряженная, а Педро Торресмо
окончательно бросил работать. Вот та правда, которую маяк судьи не
освещает. Мне пришлось нырнуть в колодец, чтобы найти ее. Впрочем, если уж
рассказывать всю правду, ничего не скрывая, придется добавить, что нырять
мне очень и очень понравилось, потому что на дне колодца я обнаружил
матрас из обезьяньей шерсти, лежа на котором Дондока рассказывает мне -
после того как около десяти вечера я бываю вынужден прервать ученый
разговор с моим уважаемым другом и его объемистой супругой и покинуть их -
о некоторых проказах почтенного судьи... Но, к сожалению, это уже не для