"Генрих Альтов, Валентина Журавлева "Баллада о звездах"." - читать интересную книгу автора

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕРНАЯ ПЫЛЬ

"Искушенный читатель прочтет эту историю и
пожмет плечами: стоило ли так волноваться? Он скажет
слова, способные погасить Солнце: "Что же здесь
особенного?" - и романтики стиснут зубы и отойдут в
сторону".

К. Паустовский


Ланской не видел старика шесть лет. Старик часто приглашал к себе
учеников, но Ланского он не позвал ни разу. Шесть лет назад в Гибралтаре
старик закончил свою последнюю работу - статую Моряка. Ланской был на
открытии. Старик создал великую вещь. Другого от него не ждали: со времен
Микеланджело мир не знал лучшего мастера.
Статуя стояла на черных, изъеденных океаном скалах. Волны разбивались о
камни, рваные клочья серой пены летели вверх, к ногам статуи. Моряк был
юношей, мальчишкой. Он смотрел в Океан и ждал чьей-то команды. Ветер
взлохматил его волосы, парусом выгнул расстегнутую рубашку. Чувствовалось, что
под ним накренившаяся палуба, а впереди - опасность, и сейчас что-то
произойдет. Но мальчишка смеялся. Казалось, он кричал океану: "Ну-ка,
пошевеливайся! Налетай! Посмотрим, кто кого!"
Чутье художника не изменило старику. Он нашел ту меру бесшабашного
веселья, которая была нужна. Чуть больше - и мальчишка был бы просто смешным
забиякой. Чуть меньше - и исход поединка внушал бы сомнение. А так было ясно:
если даже вся ярость океана обрушится на этого мальчишку, он скажет сквозь
стиснутые зубы: "Ну-ка пошевеливайся! Посмотрим, кто кого!"
Старик подошел к Ланскому и, не здороваясь, спросил:
- Нравится?
Ланской сказал, что статую следовало бы немного поднять над водой.
Старик недобро покосился на него желтоватыми глазами.
- Молодец, - проскрипел он. - Кроме тебя, никто не заметил.
Он долго смотрел на статую. Был знойный день, но старик кутался в длинный
плащ.
- Дурак, - неожиданно сказал он и повернул к Ланскому иссушенное,
костлявое лицо. - Сегодня прилив. Самый высокий в году. Понял? Вот. Теперь
уходи.
Прошло шесть лет. Старик не приглашал Ланского, не писал писем. От друзей
Ланской узнал, что старик совсем плох. Говорили, что он уехал к себе на
родину, в Геную. И вдруг пришла радиограмма: "Вылетай сию же минуту". Через
три часа Ланской был в Генуе.
Старик, укутанный теплым пледом, лежал в кресле на веранде. Внизу, под
обрывом, тихо плескалось море. По потолку веранды перекатывались светлые пятна
- солнечные блики, отраженные волнами.
- Садись, - негромко произнес старик. По обычной своей манере он не
поздоровался и ни о чем не спросил.
Ланской сел на грубо сколоченную, некрашеную скамейку. Старик, глядя на
море, сказал:
- Видел твои работы. Умеешь. Получается.