"А.Я.Альтшуллер. Пять рассказов о знаменитых актерах (Дуэты, сотворчество, содружество) " - читать интересную книгу автора

Михайловне Колосовой. Она училась в Париже, свободно владела несколькими
иностранными языками, была человеком умным и образованным. Постоянная
партнерша и советчица Каратыгина, она тщательно отделывала роли,
ориентируясь на французскую актерскую школу. Ей не хватало темперамента для
изображения трагических характеров, но в салонных комедиях, в ролях светских
дам Колосова была незаменима.
Каратыгин хорошо понимал, что талант требует работы и шлифовки. Он был
первым русским актером, планомерно и методично пользовавшимся литературными
и иконографическими материалами при подготовке ролей. Особенно много
готовился к ролям историческим. В пьесе Ауфенберга "Заколдованный дом" он
играл французского короля Людовика XI - жестокого, суеверного, гордого и
хитрого человека. В. Г. Белинский, Л. А. Григорьев и многие другие критики и
писатели были в восторге от этой работы. По воспоминаниям поэта и драматурга
Н. В. Беклемишева, актер штудировал сочинения Вальтера Скотта и Виктора
Гюго, в которых фигурирует Людовик XI. Писатель Д. В. Григорович встретил
однажды Каратыгина на улице с пачкой книг. На вопрос, что это за книги,
актер ответил, что купил многотомную "Историю герцогов Бургундских" Баранта,
которая ему нужна для изучения эпохи Людовика XI.
Все вспоминавшие Каратыгина отмечали его работоспособность и редкую
профессиональную дисциплину. Он часами отрабатывал перед зеркалом пластику
роли, произнося при этом текст пьесы. Только через несколько десятилетий
органичному сочетанию жеста и слова в актерском творчестве станут учить в
театральных школах. Каратыгин никогда не опаздывал на репетиции, и не было
случая, чтобы он пришел не зная текста. Во время репетиций он не давал
никому поблажек - ни себе, ни окружающим, не позволял отвлекаться и шутить.
Актерская братия, склонная в большинстве своем к расхлябанности и богеме,
относилась к нему без особого тепла, но и не могла не уважать.
Одним словом, жизнь Каратыгина и Мартынова проходила в совершенно
разных плоскостях, не говоря уже о том, что великие художники, как правило,
вообще не испытывают потребности друг в друге.
В 1836 году, когда двадцатилетний Александр Мартынов только начинал
свой путь в Александрийском театре, тридцатичетырехлетний Василий Каратыгин
находился в зените славы. За шестнадцать лет пребывания на сцене он сделал
блистательную карьеру, публика не колебалась в симпатиях к нему, его имя не
сходило со страниц прессы, оно на устах у всех и везде - в великосветских
гостиных, департаментах и канцеляриях, среди апраксинодворских купцов.
В эпоху, когда просвещенное дворянство видело в сценическом искусстве
один из высших видов человеческой деятельности, Каратыгин, воплощавший
собой, по меткому выражению известного советского театроведа Б. В. Алперса,
"гипертрофию театральности", пришелся более чем кстати. Время подняло его на
щит, провозгласив своим триумфальным героем.
В первое десятилетие сценической деятельности Каратыгин часто выступал
и классицистских трагедиях, воспевал высокие гражданские идеалы. "Черты
героизма и гражданских добродетелей, показанные народу, потрясут его душу и
заронят в нее страстное стремление к славе и самопожертвованию ради блага
отечества". Этот завет великого художника классицизма Давида мог повторить
Каратыгин. В конце 1810-х - начале 1820-х годов сценический классицизм как
стиль был животворен, ибо питался патриотическими идеями эпохи Отечественной
войны.
Каратыгин находился в центре передовой молодежи столицы, был знаком с