"А.Я.Альтшуллер. Пять рассказов о знаменитых актерах (Дуэты, сотворчество, содружество) " - читать интересную книгу автора

существенную оговорку. Благополучие Кукольника было скорее внешнее,
житейское, внутренняя жизнь его не была упорядочена и благополучна.
Приятель Кукольника литератор А. Н. Струговщиков писал о его тщеславии
и отсутствии "разумности, которою он был обделен не в меру его дарований",
но отмечал при этом: "Н. Кукольник был от природы мягок и добр при всех
своих слабостях" [10]. Говорили, будто тщеславие действительно раздирало
Кукольника. Кто-то однажды неосторожно назвал его "великим". Кукольник
поверил этому и сбился с толку. Что касается "отсутствия разумности", то
Струговщиков имел в виду отнюдь но его недалекость; Кукольник не обладал
твердостью взглядов, стойкостью убеждений, он был подвержен рефлексии,
разочарованию.
Во всяком случае, в натуре благополучного автора казенно-патриотических
пьес было нечто такое, что влекло к нему многих людей художественного мира.
Он был поэт, талантливый пианист-импровизатор, топкий критик. Среди его
друзей - М. П. Глинка, К. П. Брюллов, художник-карикатурист Н. А. Степанов,
А. С. Даргомыжский, с которыми через Кукольника познакомился Каратыгин.
Имя Каратыгина часто мелькало в прессе. Он привык к восторженным
статьям, которые укрепляли популярность, но мало что давали для творчества.
Больше всего его будоражило мнение В. Г. Белинского.
В 1838 году в статье "Г-н Каратыгин на московской сцене в роли Гамлета"
Белинский писал: "Г-н Каратыгин совершенно переменил характер своей игры и
переменил к лучшему {...} фарсов [*], за которые прежде так справедливо
упрекали г. Каратыгина его противники, мы на этот раз заметили гораздо
меньше" ".
Каратыгин прислушивался (не мог не прислушиваться) к мнению Белинского,
испытывал его влияние, но не хотел отдавать себе в этом отчета и с
неприязнью относился к критику. В 1839 году он написал и поставил в свой
бенефис водевиль "Семейный суд, или Свои собаки грызутся, чужая не
приставай", где в числе действующих лиц вывел студента Виссариона
Григорьевича Глупинского, толкующего о гегелевской философии, об
"объективной реальности". А когда в начале 1840 года они встретились на
торжественном обеде в честь создания нового журнала "Пантеон русского и всех
европейских театров", то, как вспоминал присутствовавший композитор Ю. К.
Арнольд, там "завязался диспут между Вас. Андр. Каратыгиным и Вис. Григор.
Белинским". Каратыгина поддержал Булгарин. "И пошли они втроем кричать: двое
на одного, а один и того сильнее на двух" [12]. Психологически вполне
объяснимая ситуация. Он, которого, казалось, совсем недавно ценили Пушкин и
Грибоедов, должен ныне считаться, и с кем - с недоучившимся студентом,
толкующим о Гегеле и разных иных вещах, совершенно ненужных ему, Василию
Андреевичу Каратыгину, а значит и театру! Да, трудно приноровиться к новой
эпохе и ее глашатаям, особенно когда эта эпоха так отличается от той, в
которой ты был знаменит и обласкан критикой. Все, все не то.
[* Под фарсами Белинский подразумевает театральные эффекты, которые
часто применял Каратыгин.]
В рецензиях о Каратыгине часто мелькали фразы, в которых говорилось,
что он единственный трагический актер на петербургской сцене, что у него нет
не только достойного конкурента, но и соответствующего окружения, что
спектакль, в котором он играет, строится в расчете только на него, что его
герой воспринимается изолированно от окружающих действующих лиц и все
внимание зрителей сосредоточено исключительно на нем. Некоторые примеры: