"Генрих Альтов. Опаляющий разум" - читать интересную книгу автора

жара. Сплошные тропики... Кстати, хороший заголовок: "Сплошные тропинки".
Подойдет?
- Нет. Но все-таки: как вы представляете себе общество, состоящее из
гениев?
- Это только для нас они будут гениями. А себе они будут казаться
обычными ребятами... Конечно, если говорить серьезно, ум должен приобрести
принципиально иные свойства. Именно в этом главная особенность людей
будущего. Понимаете: совершенно новые качества ума. Трудно объяснить, я
только нащупываю эту мысль... Допустим, математическое мышление. Дайте
современному математику задачу - он начнет вычислять, проделывая в уме или
на бумаге определенные операции. А ведь можно _почувствовать_ готовый
ответ... Ну, вот вам аналогия. Смесь желтого света и синего воспринимается
как зеленый свет. Мы даже не думаем, что это операция сложения и деления.
Длина волны желтого света четыреста восемьдесят миллимикронов. Синего -
пятьсот восемьдесят. Сложить и разделить - пятьсот тридцать миллимикронов.
Длина волны зеленого света. Мозг делает это мгновенно: мы просто видим
зеленый свет. Видим готовый ответ... Интуиция, вдохновение, осенение - все
эти атрибуты гениальности покрыты основательным туманом. Но Наполеон
говорил: вдохновение - это быстро сделанный расчет. Понимаете, расчет,
сделанный настолько быстро, что перестает замечаться. Виден только ответ,
и мы говорим о вдохновении, догадке... Память в основном аккумулятор
информации. А надо, чтобы она стала реактором. Знания должны сами собой
"стыковаться" в памяти, перерабатываться. Сейчас приходится заставлять
мозг работать. Надо, чтобы он работал сам. Простите за ненаучную аналогию:
как желудок. В этом направлении и идет эволюция мышления. Но медленно, ах
как медленно..."


В четвертом часу ночи Прокшин объявил "перерыв на харчи". Прихватив
печенье и колбасу (других харчей не оказалось), мы вышли на палубу.
В последние дни судьба определенно балует меня: мы увидели светящееся
море.
Было очень темно. Черное, беззвездное небо, черный берег, угадывающийся
по редким огням. В море двигались беловатые полосы. Вначале они были едва
видны; я не сразу понял, что это свет моря. Потом, словно по команде,
полосы стали разгораться.
Мы перешли на корму и молча следили за игрой света. Минут пятнадцать -
двадцать море светилось "в полный накал". Искрящиеся гребни волн шли к
береговой линии, теперь уже ясно видимой. Волны налетали на камни, высекая
струи голубого огня. Прибрежные скалы были опоясаны сплошной огненной
кромкой.
Везде был движущийся свет: блуждающие матовые полосы, яркие голубые
пятна, потоки белых искр... Прокшин хотел зачерпнуть светящуюся воду, я
его отговорил. Что толку рассматривать краски, которыми написана
картина...
С шумом налетел ветер, море на мгновение заискрилось, потом свет быстро
потускнел, погас.
Не хотелось уходить с палубы. И я рассказал Прокшину об одном человеке
из "великолепной девятки".
Преподаватель математики в техникуме, уже немолодой, очень спокойный и