"Генрих Альтов. Создан для бури" - читать интересную книгу автора

- Чего вы, собственно, добиваетесь? В чем ваша суть?
- Ну, это очень просто, - сказал Осоргин. - Идет война с природой.
Точнее - война с нашим незнанием природы. И в этой войне участвуют все
люди, все человечество - из поколения в поколение. Подчеркиваю: участвуют
все. Прямо или косвенно. Сознательно или неосознанно. В этой войне есть
свои фронтовики и свои дезертиры. Есть победы и поражения. Война, конечно,
особая, с очень глубоким тылом. Можно всю жизнь просидеть в этом тылу и
даже не представлять, какие захватывающие сражения идут на переднем крае.
- А почему бы не заключить перемирие? - спросил я.
- Нет, на перемирие я не согласен. Это было бы... ну, не знаю, как
сказать... это было бы неинтересно. Мне надо воевать. Вот я решаю какую-то
задачу. Думаете, это так просто? Идет бой, временами мне приходится туго,
и появляется даже мысль, что неплохо бы податься в кусты... Вы понимаете,
какой это бой? Ведь здесь не словчишь, не победишь по знакомству или из-за
слабости противника. Здесь все по-настоящему. И вот я заставляю противника
отступить, заставляю отдать мне какую-то часть Вселенной, и она становится
моей, нашей... А разве в искусстве не так?
Я не раз жалел, что играю роль режиссера. Интереснее всего было
говорить с Осоргиным о науке, и тут мне приходилось постоянно быть начеку.
Одна неосторожная фраза могла выдать, какой я режиссер.
Мы подыскали удачное место для базы: на пустынной каменистой гряде,
близ мыса Амия. Осоргин остался поджидать грузы, а я выбрался к железной
дороге и через несколько часов был в Махачкале. В Москве, с аэровокзала, я
позвонил человеку, решавшему третью задачу. "Хуже, чем было, - раздраженно
сказал он. - Да, да, еще хуже..."
Потом я набрал номер телефона Михаила Семеновича. Слышно было плохо.
Каплинский говорил о крыльях, я ничего не мог понять. В конце концов мы
условились встретиться у входа в метро на Октябрьской площади; Каплинский
жил неподалеку, в Бабьегородском переулке. Я успел забежать домой,
переоделся, наскоро побрился и, поймав такси, помчался к месту встречи.
Михаил Семенович стоял у входа в метро, и я почувствовал огромное
облегчение, увидев, что все благополучно и Каплинский, по своему
обыкновению, о чем-то думает и рассеянно улыбается.
- У меня для вас сюрприз, - еще издали сказал он. - Французская марка:
первый катер на подводных крыльях. Выменял совершенно случайно на польскую
серию "Памятники Варшавы". Ведь вы собираете историю техники?
- Так вы об этих крыльях и говорили?
- Ну да! Я подумал, что марка вам пригодится, а "Памятники" можно
купить в любом магазине.
Рассматривая марку, я невольно вспомнил об Осоргиных. Кораблестроение -
древняя и устоявшаяся отрасль техники, здесь давно все придумано.
Подводные крылья и воздушная подушка изобретены еще в XIX веке. В
сущности, двадцатый век не дал в кораблестроении ничего принципиально
нового. Да, Осоргиным досталась нелегкая задачка.
- Ну как? - спросил Каплинский.
Марка и в самом деле была любопытная. Французы выпустили ее незадолго
до второй мировой войны - в пику Муссолини. Дело в том, что по
распоряжению дуче была отпечатана шикарная серия "Это наше": радиоприемник
Маркони, пулемет Крокко и еще десяток изобретений, считавшихся
"национальными", в том числе и катер на подводных крыльях, построенный