"Генрих Альтов. Создан для бури" - читать интересную книгу автора

бывает трудно преодолевать.
Вот и Каплинский говорит об инерции. Да, сильна инерция! Нет ни одного
довода против электропитания - и все-таки не могу освоиться с этой идеей.
Слишком уж она неожиданна. Ну, синтез пищи или какие-нибудь пилюли - это
не вызвало бы сомнений.
- Вы, мой дорогой, напрасно трусите, - продолжает Каплинский. - Знаете,
есть такое отношение к науке: хорошо бы, мол, получить побольше всего
такого - и чтоб безопасненько, с гарантией блаженного спокойствия.
Мещанство чистейшей воды. Науку вечно будет штормить - только держись! И
хорошо. Человек, в общем, создан для бури.
А если прямо спросить Каплинского: "Чего вы, собственно, добиваетесь? В
чем ваша суть?" Нет, на этот раз лучше пойти в обход.
- Ну, а ваши эксперименты? - говорю я. - В чем их конечная цель?
- Цель? - нерешительно переспрашивает Каплинский. - Есть и конечная
цель. Боюсь только, она вам покажется наивной... Видите ли, общество
построено из отдельных "кирпичиков" - людей. Как в архитектуре: из одного
и того же материала можно построить различные здания. Плохие и хорошие. Но
даже для гениального архитектора есть какой-то предел, зависящий от
свойств материала. Понимаете? И вот мне кажется, что общество далекого
будущего должно быть построено из "кирпичиков" более совершенной
конструкции.
Что ж, это и в самом деле наивно. Аналогия абсолютно неправильная.
- Общество, - говорю я Каплинскому, - это такое "здание", которое
обладает способностью совершенствовать составляющие его "кирпичики". Нужно
ли еще перекраивать биологическую конструкцию человека?
Он не отвечает. Кажется, он к чему-то прислушивается. На его лице
появляется виноватая улыбка.
Так и есть: Каплинского опять искрит.


Я сижу в малиновой "Молнии", за широкой спиной Осоргина-старшего. На
коленях у меня трехэтажный термос; на том берегу нас ждет Осоргин-младший,
и в термосе - праздничный завтрак. Мы торжественно отметим удачные
испытания. Если они будут удачны, разумеется.
"Гром и Молния" едва заметно раскачивается. Под корпусом возятся двое
парней с аквалангами, проверяют датчики контрольных приборов.
Осоргин-старший щелкает тумблерами и недовольно ворчит. Время, мы теряем
драгоценное время! В рации шумят взволнованные голоса:
- Николай Андреич, осталось двадцать минут! Слышите? Говорю, двадцать
минут осталось, потом трасса будет закрыта...
- Что там у вас, папа? Ты слышишь меня? Почему задержка?
- Николай Андреич, рыбаки запрашивают...
Нам надо проскочить Каспий - от берега к берегу, - пока на трассе нет
кораблей. "Гром и Молния" не может маневрировать. Он просто понесется
вперед, как выстреленный из пушки.
Солнце поднялось уже высоко, припекает, а мы в теплых куртках. И этот
термос, черт бы его побрал! Я ничего не вижу: впереди - Осоргин, с боков -
скалы, а назад не повернуться - мешают ремни.
"Гром и Молния" стоит у входа в узкий залив. Мы - как снаряд в жерле
заряженной пушки. Когда все будет готово, у берега, позади нас, подорвут