"Борис Александрович Алмазов. Считаю до трех (Повесть) " - читать интересную книгу авторазапустил уроки и часами крутил гантели. Что может быть приятнее сознания,
что ты сильнее всех, что даже враги твои вроде Монгола почтительно дают тебе дорогу, когда ты возвращаешься с тренировки? А когда Лёшка стал побеждать на соревнованиях, когда он услышал, как зал, где были его сверстники и даже взрослые, встаёт и кричит: "Кусков! Кусков! Молодец!" - он готов был и ночей не спать ради тренировок... - Лёха! - сказал Штифт. - Ты извини, мне идти надо. Мать сейчас с работы придёт... Костёр почти погас, сизый дымок струился над багровыми углями, что уже подёргивались белёсым пеплом. - Иди! - сказал Кусков. - Иди. - Лёш! - сказал Штифт. - Если тебе что-нибудь нужно будет, я того... Я даже денег могу... - Спасибо тебе, Штифт! - сказал Лёшка, пожимая товарищу руку, и вдруг подумал, что знаком он с ним больше года, а так и не знает его имени. Он посмотрел ещё на его щуплые плечи, на конопатый нос, на курточку, из которой торчали худые руки, похожие на гусиные лапы. "Как тебя на самом деле-то зовут?" - хотел спросить он Штифта, но не решился. Глава третья Альберт Кусков - лишний человек! тянул через пластмассовую соломинку фруктовый сок из высокого стакана. В зеркальной стойке за пёстрыми бутылками отражалась его конопатая физиономия, пустой зал и стулья, перевёрнутые на столики. В сумраке бара их ножки напоминали щупальца диковинных животных, играла тихая музыка, и хотелось думать о чём-нибудь иностранном. Можно было даже глаза не закрывать, чтобы представить себя где-нибудь в Чикаго или в Рио-де-Жанейро, где полно кольтов и гоночных автомобилей. Сутулясь у стойки, Кусков воображал себя благородным гангстером. Он смотрел все фильмы, где были вот такие усталые, молчаливые - настоящие мужчины. Он и сам мог бы, как они, бросить последний доллар на стойку, сказать "Прощай, малыш!" бармену и тах-тах из пистолета... Или - раз в зубы, р-р-раз ногой! Кусков даже имя себе новое подобрал, оно больше подходило к той роскошной романтической жизни, о которой он мечтал в баре. Сначала он потребовал от своих знакомых, чтобы его теперь называли Аликом. Все согласились. Штифт не в счёт, с ним Кусков на эту тему не разговаривал, и во дворе его звали по-прежнему: Лёха. Алёша - это фактически и есть Лёха, а вот Алик - совсем другое дело, это уже Альберт! Правда, Кусков никому ещё этого не говорил, но к себе иногда уже обращался по-новому: "Не горюй, Альберт! Держись, Альберт!" Больше всего на свете Кускову хотелось встретиться с таким человеком, как в иностранных боевиках. Сильным, мужественным, с которым можно пойти в огонь и в воду! Алёшка готов был бы ему ботинки чистить и от шальной пули своим телом закрывать... |
|
|