"Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу" - читать интересную книгу автора

вся ее семья... "Вот, заперлась и плачет - уже давно", сказали мне.
Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, одного: скоро, в шесть
часов утра по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно
было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот,
наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана, или кого-то
другого, похожего на Левитана, - голос, который всегда сообщал нечто
важное, И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова
заплакали - мужчины, женщины, все... И я ревела, и мне было хорошо, что я
не одна, и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной
вместе.
Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не
демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга
много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец
мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.
Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни
злодеем, - его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие
качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно.


2
Почему я написала тебе сегодня именно об этом? Почему именно с этого
захотелось все начать?
С тех дней прошло десять лет, - немало для нашего бурного,
сверхскоростного века. Я больше не была с тех пор в мрачной Кунцевской даче,
я не хожу в Кремль. Ничто не тянет меня повидать те места. Отец не любил
вещей, его быт был пуританским, он не выражал себя в вещах и оставшиеся
дома, комнаты, квартиры, не выражают его.
Я люблю вспоминать только о доме, где жила мама - о нашей прежней (до
1932 года) квартире в Кремле, о даче "Зубалово" возле Усова, где на всем
была рука мамы. Об этом позже.
Прошло десять лет. В моей жизни мало что изменилось. Я, как и раньше,
существую под сенью имени моего отца. Как при нем, у меня и моих детей
сравнительно обеспеченная жизнь. Не изменилось и другое: внимание одних,
злоба других, любопытство всех без исключения, огорчения и потрясения
заслуженные и незаслуженные, столь же незаслуженные изъявления любви и
верности - все это продолжает давить и теснить меня со всех сторон, как и
при жизни отца. Из этих рамок мне не вырваться.
Его нет, - но его тень продолжает стоять над всеми нами, и еще очень
часто продолжает диктовать нам, и еще очень часто мы действуем по ее
указу...
А жизнь кипит кругом. Выросло целое поколение для которых почти не
существует имени "Сталин", - как не существует для них и многого другого,
связанного с этим именем, - ни дурного, ни хорошего. Это поколение принесет
с собой какую-то неведомую для нас жизнь, - посмотрим, какова она будет.
Людям хочется счастья, эгоистического счастья, ярких красок, звуков,
фейерверков, страстей, - хочется не только этого, я знаю: хочется культуры,
знаний; хочется, чтобы жизнь стала европейской наконец-то и для России;
хочется говорить на всех языках мира, хочется повидать все страны мира,
жадно, скорей, скорей! Хочется комфорта, изящной мебели и одежды вместо
деревенских сундуков и зипунов. Хочется перенимать все иноземное, - платье,