"Шокан Алимбаев. Формула гениальности" - читать интересную книгу автора

нам, о нем ничего не говорится, - мягко заметил он.
- Да, не говорится... - несколько неохотно ответил Наркес.
- А вы уверены, что он окончится благополучно и с Бупегалиевым ничего не
случится? - Вопрос был задан все тем же ровным и любезным голосом,
Тем не менее, Наркес почувствовал себя немного неприятно, словно с юношей
уже что-то случилось. Но он не хотел выдавать охвативших его на мгновение
сомнений и коротко ответил:
- Уверен.
Пожилой ученый снова посидел, размышляя о чем-то, и через некоторое время
прервал молчание:
- Ну, хорошо, Наркес Алданазарович. Давайте сделаем так. Поскольку вы
миновали сессию отделения и бюро отделения, то подготовьтесь к докладу и
выступите с ним на ближайшем заседании президиума.
Наркес понимал, что, вынося обсуждение эксперимента сразу на бюро
президиума, минуя бюро отделения, Карим Мухамеджанович ставил его под удар,
но не счел нужным что-либо сказать. Ученые встали и, молча пожав друг другу
руки, простились.
На работу Наркес возвращался далеко не в лучшем настроении. "Кто же
все-таки сказал ему? - снова подумал он и тут же себе ответил: - Какие
удивительно наивные вопросы могут задавать себе порой взрослые люди. Кто же
кроме индуктора? Он и поспешил обрадовать своего благодетеля. Две
коалиции... Двое против двух... - мысленно пошутил он и невесело улыбнулся
этой своей шутке. - Будем стоять до конца". Он понимал, что впереди
предстоят трудные дела и, быть может, самая тяжелая борьба, которую ему
когда-либо придется вести в жизни. Он вспомнил слова Ньютона: "Я убедился,
что либо не следует сообщать ничего нового, либо придется тратить все силы
на защиту своего открытия", - и усмехнулся. Слова эти были сказаны великим
ученым в одну из минут крайнего огорчения, которое люди заурядные любят в
избытке доставлять гениям, мстя им за уникальную одаренность, будучи лишены
ее сами. Есть что-то в страданиях и лишениях гениальных людей отвечающее
тайным страстям человеческим... Что скажет теперь он, Наркес, в конце всей
этой, судя по первоначальным и скрытым пока признакам, грандиозной "драчки"?
Ответ на этот вопрос должно было дать будущее.


К последнему, десятому, сеансу гипноза, завершающему собой цикл
многодневного и целенаправленного воздействия на пациента, Наркес готовился
с особой тщательностью. Он считал, что прошло достаточно времени для того,
чтобы формулы цели, диктуемые Баяну во время сеансов, могли проникнуть в
подсознание юноши и стать устойчивой программой его дальнейшего поведения.
Он был достаточно сосредоточен на своих мыслях, что не произнес ни слова,
когда Баян вошел в кабинет. Они молча обменялись взглядами, Юноша лег на
свое обычное место, накрылся простыней и, закрыв глаза, стал ждать внушений
гипнотизера.
- Я совершенно спокоен, - раздался рядом мягкий и негромкий голос Наркеса.

Юноша повторил про себя формулу.
- Правая рука тяжелая, - негромко и с небольшим оттенком требовательности
прозвучали слова.
Через несколько секунд они прозвучали снова.